В глаза Эллочки, до которых от моих было не больше десяти сантиметров, наконец-то вернулась суровая реальность, разбавленная тихой музыкой, что доносилась неведомо откуда. Она почти счастливо улыбнулась, потом поймала мой взгляд, косивший чуть в сторону помимо нее, и проследила его направление.
– Это Катерина, – сообщила она, – племянница Лидкина. Я тебе про нее рассказывала. Помнишь?
Я перевел взгляд обратно, попытавшись не утонуть в зелени Эллочкиных глаз, и кивнул. Поэтому и не отметил, обернулась ли девочка Катя к окну полностью, или только голову повернула. Но что-то сделала такое, что позволило ей разглядеть изменения за пределами ресторана, и крикнуть негромко, но так, что расслышали все:
– Едут.
За этим единственным словом последовала короткая пауза, заполненная тишиной. А потом слитный крик, в котором невозможно было разобрать ничего, кроме имени: «Лидка!». И словно порывистый шквал, или гигантская воронка едва не засосала меня внутрь, утягивая вниз, на первый этаж, и дальше – на улицу. Туда, где к парадному подъезду медленно подкатили три белоснежных джипа. Вот это действительно были иномарки. Японские. Двухсотые «Лендкрузеры». Как я предположил, в люксовой комплектации.
Это я разглядел из окна, соседнего с тем, что оккупировала Катя. Да – я все же удержался, вырвался из жадных лап вихря, и остался здесь. Как понял чуть позднее, чтобы не иметь сомнительного удовольствия вручить невесте букет. Потому что Эллочка вряд ли взяла бы на себя обязанность исполнить эту миссию.
– Или, не дай боже, ее матери, – я чуть не отшатнулся от окна, увидев пожилую даму, которой какой-то бодигард подал руку, выводя из высокого внедорожника.
С виду дама была вполне приятной. Даже красивой, несмотря на многие прожитые годы. Но вид ее надменного лица, да глаза… Я все же отшатнулся, когда эта женщина подняла голову и уперлась взглядом точно в меня. Показалось, что душу (если верить в ее существование) эта дамочка начала тянуть из меня прямо сквозь мощный стеклопакет; через несколько слоев толстого стекла. Струхнул я капитально. Так, что сквозь какой-то туман едва смог расслышать рассыпавшееся звоном колокольчика слово:
– Бабуля…
Дамочка внизу перевела взгляд: сместила его чуть левее, к соседнему окну. И давящее чувство, перекручивающее жилы внутри похлеще, чем это делал с мышцами дядя Коля, массажист нашей областной сборной, исчезло. Я бы даже сказал, поменяло полярность. И, если бы можно было видеть глазами поток мыслей и чувств, я бы точно разглядел волну тепла и нежности, устремленную к внучке, Катеньке.
Перемена была настолько резкой и значительной, что я невольно отступил от окна, а затем и вовсе направился к противоположному – огромному, на всю стену и, наверное, толстенному – разве что не пуленепробиваемому. Потому что представить, что за все годы существования этого элитного заведения никто ни разу не вмазался спиной, или другой частью тела в эту хрупкую на вид преграду, было невозможно. Опасались, конечно, но что в хмельной ярости только не сделаешь? А заведение это для того и строилось, чтобы здесь пить (и кушать – а я сегодня даже не позавтракал; проспал!), а потом выплескивать наружу продукты переработки винно-водочной промышленности вместе с излишками буйного характера.
Остановившись перед прозрачным, едва заметным на солнце стеклом, я прежде всего помотал головой. Изгонял из нее наваждение – да что там говорить, обычный страх, навеянный бабулей Катеньки. Заодно и те слова, что родились в голове после такого потрясения. Так то я парень простой, и изъясняюсь вполне понятно; как и большинство индивидуумов вокруг. Но иногда находит – вот как с цветом Эллочкиного платья, или сейчас, с этими самыми продуктами и характерами.
