Именно страх! Это он таился во мгле, это он подкрадывался исподтишка и готовил себе дорогу, чтобы затем напасть и подчинить души вторгшихся в его владения людей. Страх заполнял собой каждую точку пространства, и скрыться от него было некуда. Чернота вокруг вдруг зашевелилась, заворочалась, усугубляя настроение. Она то уносилась в бесконечность, оставляя сосущую пустоту, то наваливалась всей массой, отчего становилось трудно дышать, но поделать с этим ничего было нельзя…
…Илен с жалобным вздохом-всхлипом скорчилась на носу лодки, словно пытаясь спрятаться от нависающего отовсюду ужаса, и Тэлмер, поначалу хладнокровно воспринимавший давление тьмы, заметив состояние Илен, забеспокоился сам. Теперь ему казалось, что со всех сторон лодке угрожает опасность. Разыгравшееся ни с того, ни сего воображение рисовало кошмарных монстров, ужасных чудищ, у которых не было ни форм, ни названий, таящихся в темноте и только и ждущих, чтобы схватить Илен и утащить в преисподнюю. Тэлмер пытался усилием воли избавиться от наваждения, но страх за любимую девушку заставлял его пальцы сильнее сжиматься на рукояти шпаги, а чувства напряженно следить за окружающей обстановкой, без толку всматриваться и вслушиваться во тьму.
Даже Шико, мирно спящий до этого, начал ворочаться, потом метаться во сне, выкрикивая какие-то бессвязные слова. Видно, местные ужасы преследовали его даже во сне в виде кошмаров. И ему-то было хуже всего – ведь проснуться он не мог.
– Илен, – негромко позвал Тэлмер, это удалось ему не сразу.
Девушка шевельнулась и повернула голову.
– Трудно? – тихо спросил Тэлмер. Он скорее угадал, чем увидел вымученную слабую улыбку.
– Потерпи, милая. Пожалуйста, потерпи, – с жалостью шепнул он. Кивок в ответ, вздох – и снова кивок. Тэлмер хотел поговорить с ней – отвлечь от кошмаров, но язык не слушался, а разум отвлекали различные опасности, несомненно, прячущиеся за пределами восприятия. Где-то в глубине души Тэлмер понимал, что эти страхи не более, чем внушение, но ничего поделать с собой не мог. Видимо, силы, властвующие здесь, были могущественней.
Путь сквозь кошмары продолжался. Илен сидела теперь, закрыв уши руками и сжавшись в комочек, а у Тэлмера сердце кровью обливалось при виде подруги в таком состоянии – а ведь ей было хуже еще и потому, что, не обладая ночным зрением, она все время находилась в непроглядной тьме, и не было в ней ни рассвета, ни просвета. Страдая от боли за любимую девушку, Тэлмер никак не мог облегчить ей муки ни словом, ни прикосновением, и продолжал сидеть на корме, стиснув зубы и всматриваясь во тьму, готовый отразить любую опасность. А Шико продолжал метаться, бормотать, вздыхать и даже стонать, мучимый своими собственными кошмарами.
А затем неожиданно все разом посветлело. Шико успокоено затих на дне лодки, Илен отняла ладони от ушей и осторожно подняла голову, а Тэлмер с удивлением обнаружил, что вокруг лодки не кишат чудовища. И плывет она по черной реке в большой пещере со слегка фосфоресцирующими стенками. Кошмары исчезли, но не сгинули, а затаились, попрятавшись по щелям в непроглядной черноте, оставшейся позади. Илен облегченно вздохнула и улыбнулась Тэлмеру.
Света в пещере постепенно прибавлялось. Скоро стало ясно почему, так как лодка наконец покинула пещеру. Глазам Тэлмера и Илен открылась безрадостная картина: теперь черная река, Река Мертвых, протекала по равнине под темно-темно-серым небом без туч. Воздух был невыносимо сух, несмотря на речку, а на каменистых растрескавшихся берегах видны лишь безобразных форм скальные образования с острыми гранями, в беспорядке усеявшие равнину до самого горизонта.
