– Как же! Это он тебе заливал. А сам тайком накропал какой-то памфлет да еще показал своему дружку, который оказался фрументарием Макрина. Годами уже старик, а до сих пор не поумнел.
– Чтоб его Орк сожрал, старого пердуна!
Император вышел из комнаты, и Философ последовал за ним. Постум резко обернулся.
– А ты зачем идешь за мной? Что тебе надо?
– Хочу быть с тобой рядом.
– Зачем?
Философ не ответил.
– Зря тратишь время. Мне осталось жить-то чуть-чуть. Едва мне исполнится двадцать, Бенит прикончит меня. Власть он мне не вернет. Так не все ли равно, как я живу и что творю? Я хотя бы веселюсь, в отличие от трусливых обывателей.
– О тебе останется дурная память.
– Обо мне в любом случае останется дурная память – Бенит постарается.
– Кумий напишет правду.
– Кумий? – Постум расхохотался, так расхохотался, что слезы брызнули из глаз. – Кумий напишет правду… – Повторил он сквозь смех. – Кумий не умеет писать правду. Он только врет и фантазирует.
– И в результате получается правда.
Постум внезапно перестал смеяться.
– Да, может быть. Только надо сначала спасти задницу этого дурака Кумия. Хотя бы это я успею.
– Ты успеешь все, – сказал Философ.
– И я должен сам все решать… – прошептал Постум и запнулся. Он, казалось, еще чего-то ждал. Какой-то фразы, подсказки. Но Философ не произнес ее. – А может быть, не стоит спасать Кумия? Пусть погибнет на арене, а? Что скажешь, Философ?
– Тебе будет приятно смотреть, как он умирает?
Император вновь расхохотался. Почти натурально.
– Я всегда об этом мечтал.
VIII
Каждое утро Бенит требовал, чтобы секретарь рассказывал ему обо всех событиях с подробностями. Все до мелочей. Пока он сидел за своим огромным столом, необъятным, как трирема, и перекладывал бумаги из одной пачки в другую, секретарь болтал без умолку. Секретарь уверял, что про вождя говорят только хорошее.
– И что – ни одного анекдота? – усомнился Бенит.
– Анекдот есть.
– Какой? Ну-ка, рассказывай.
Секретарь был мастер рассказывать анекдоты.
– «Сегодня надо зарезать сто человек, – говорит один исполнитель другому. – Таковы желания римлян». – «Слава богам, что они задают нам такие простые желания. А что если они бы попросили создать сто человек»? – «Ну, это еще проще. Мы бы изнасиловали сто телок».
Бенит захохотал и хлопнул в восторге по столу ладонью. Бумаги полетели на пол. В ту минуту доложили о том, что пришел император. Диктатор совсем позабыл, что Август обещал заглянуть на завтрак. Бенит любил завтракать с Постумом. Тот рассказывал о своих похождениях так, что диктатор умирал от смеха. Способный, мерзавец. Куда способнее, чем его собственный сын Александр. Да, Бенит умеет быть объективным. И пусть все критики заткнутся. Александр – слабак. Подчиненные будут вертеть им, как куклой: мерзейшее качество для правителя. Если Постум будет вести себя хорошо, то парень, пожалуй, получит в награду Рим. Но не стоит обнадеживать пройдоху заранее.
Бенит перешел в триклиний. Здесь все уже было готово: повсюду пурпур, один только пурпур, все остальные краски поглощены его блеском. Даже беломраморные колонны казались розоватыми. Даже салфетка, которой Бенит вытирал губы, – пурпурная. И Бенит в пурпурной тунике, и император – тоже. Они как бы часть интерьера. И даже их лица в отсвете пурпура казались иными, выкрашенными розовым, как у кукол.
«А что если его лишить пурпура? – подумал Постум. – Бенит наверняка окочурится».
