Меня удивило его одеяние: пиджак и брюки со стрелками (уже подозрительно). Я пошарила взглядом по ближайшим кустам, надеясь увидеть бутылку "червивки" – обычной спутницы рыбака. Не нашла.
На голове мужчины лежала шляпа-канотье (ещё более подозрительная, чем стрелки на брюках). Сбоку (в двух шагах) сидела кошка. Не просто сидела – соучаствовала. Она не отрываясь, смотрела на поплавок, переживала. Только изредка перебрасывала хвостом вправо-влево.
Я подошла ближе… в этот момент поплавок ушел под воду.
Рыбак отреагировал с секундным опозданием, рванул удилище вбок, затем вытянул из воды леску – на крючке трепыхалась рыбка.
– Пескарик, – прокомментировал, обращаясь в пространство.
У него были (у рыбака, не у рыбки) большие, ясные глаза. Чуть удивлённые, красивого зелёного оттенка. Он будто не ожидал, что здесь можно что-то поймать… ан, вот поймал. Редкая удача.
Позже я поняла, что Эдуард Ляликович (так звали рыбака) удивлялся всему. Он так воспринимал действительность. Ясное утро – радость. Небо в кудрявых облаках – удивление. Принесли пенсию – удача и восхищение.
И во всякой малости – благодарность.
– Рыбка мелкая, а ловить трудно, – пояснил уже для меня.
Из воды (за петельку) он вынул прутик, на котором, сквозь жабры, висели ещё несколько рыбёшек. Привесил только что пойманную добычу. За процедурой внимательно наблюдала кошка: она подошла и сосчитала улов… так мне показалось.
– Если поймаю много, – продолжил Эдуард Ляликович, – сварю уху. А если мало – отдам кошке.
Вот оно что! Имеет место конфликт: у рыбака и у кошки разные интересы.
Мне захотелось улыбнуться. (Обычно я стараюсь этого не делать с новыми знакомыми. Можно обидеть человека.)
– Это тактически неверно, – высказалась. – У вашего единственного зрителя, – показала на кошку, – и у вас противоположные задачи. Вы хотите поймать побольше, а она мечтает, чтоб клёв прекратился.
– Ну что вы! – Эдуард Ляликович улыбнулся (вместо меня… точнее, за нас обоих). – Кошка мечтает, чтобы я поймал очень много. Тогда хватит мне и ей.
Вода ослепительно бликовала. Сияла, переливалась, плескалась, будто навстречу мне катилось бесчисленное множество золотых шариков. Возникло естественное желание сбросить одёжку и нырнуть в это "прохладное золото". Взамен этого я спросила:
– А как зовут кошку?
– Кошку? – удивился рыбак. – Ну, как же… Кошка.
– Понятно.
Имени у кошки отсутствовало.
– Скажите хотя бы это кошка или кот? Он или она?
Эдуард Ляликович повёл плечами:
– Вы знаете… не имею представления. Когда умерла Люда, это моя жена, мне стало одиноко… не столько даже одиноко, сколько непривычно. Мы прожили вместе тридцать пять лет, и я никогда не был один. Ни одной секунды. И вдруг пустой дом, тишина аж в ушах звенит. Я испытывал… беспокойство, тревогу – всё вместе. Дискомфорт. Потом появилась кошка. Пришла как-то утром… или вечером – не помню точно. Я не звал её и не приглашал, – Эдуард Ляликович посмотрел на свою рыжую спутницу, будто видел в первый раз. – А она вот… прижилась. Притом очень легко прижилась, и тогда я подумал о… – он покрутил удилищем, стараясь подобрать слово. – Что вы думаете о переселении душ?
– Не верю.
Мой ответ рыбака… нахохлил.
– Как вы категоричны! – Канотье сдвинулось на затылок. – Завидую. Нет, правда, искренно завидую вашей уверенности. А я порой задумываюсь над этими… над своими теологическими сомнениями. Учтите, профессия требует моего полного идейного материализма. – Рыбак искрился глазами. – Я учитель физики, в средней школе. Был в прошлом. Ныне я пенсионер.
