Потом они вместе разбирались в только что смонтированной установке, то есть разбирался Стас, она-то почти ничего не понимала, и он терпеливо ей объяснял. Тогда он и напомнил ей Костю. Не внешне, хотя они оба были высокими и стройными, сероглазыми и светловолосыми. Напомнил скупой улыбкой, некоторыми словечками, снисходительным к ней отношением, грубоватой заботой.
«Одежку не забудь», – говорил ей Костя, когда они шли вечером гулять, и она послушно брала кофту, замирая от счастья.
«Накинь что-нибудь, – говорил Стас, – холодно под вытяжкой». Лина накидывала ветровку, под вытяжной вентиляцией действительно сквозило.
Потом Стас проводил ее домой, потому что шел дождь, а у нее не было зонта. А потом ей стало казаться, что она нашла свое счастье.
Тогда она еще не знала, что счастье очень скоро превратится в тоскливую цепь непонятых претензий, долгих объяснений и чувства постоянной вины.
Она сразу дала себе слово, что не будет сравнивать Стаса с Костей.
Но постоянно их сравнивала.
– Принимай товар, – говорил ей Стас, приходя из магазина с продуктами, и отодвигал ее одной рукой, когда она пыталась его обнять. Она мешала ему раздеваться.
Костя откликался на каждое ее движение. Он целовал ее, не сняв мокрую куртку, весь вымокший под проливным дождем, пока бежал к ее дому. Они тогда собирались в кино, но так и не пошли из-за того же дождя…
– Лина!
– Тетя Клава, – обрадовалась она, заметив соседку, когда та уже поднималась по крыльцу.
– Ты бы, Лина, вишню обобрала, – села на стул соседка. – Падает ягода. Хочешь, помогу? Все равно делать нечего на пенсии-то.
– Ну что вы, я сама. У вас свой сад вон какой огромный.
– Ну смотри. А то мне ведь в радость тебе помочь.
– Спасибо. Завтра соберу ягоды и сахар куплю на варенье.
– Что это у тебя? – Тетя Клава взяла старую газетную копию, посмотрела и опять положила на стол. – Сережку моего тогда затаскали. Я, Лина, сына не оправдываю, честно денег, таких как у него, не заработаешь. Но убить-то он никого не мог, ты же его знаешь.
– Конечно, не мог, что за глупость? – Лина заварила чай и поставила на стол купленное вчера печенье.
– Вот именно, глупость. А Николай Иваныч считает, что это он бандита этого, Ковшова, убил. Хорошо, что Сережки в тот день в городе не было и его сотня людей видела, а то бы засадили парня.
– Ну что вы, теть Клава. – Лина разлила чай в бабушкины чашки. – Николай Иваныч умный человек, никогда бы невиновного не обвинил.
– Ладно, бог с ними. – Соседка взяла чашку, отпила – горячо, и опять поставила.
– Теть Клава, вы не знаете, куда бабушка могла фотоаппарат положить? – Лина тоже отпила чаю и тоже поставила чашку – горячо.
– Фотоаппарат? Какой?
– Я тогда… – Лина смутилась. – В последний раз… Фотоаппарат привезла, мы с бабушкой еще друг друга фотографировали. Теперь не могу найти. Она вам ничего не говорила?
– Нет. Не говорила. – Соседка пытливо посмотрела на Лину. – А дорогой аппарат-то?
– Нет. Не в этом дело. Неважно, это я так…
– Я завтра к сестре собираюсь. В деревню. Дня на два… – сообщила соседка.
Лина помнила, что у тети Клавы в недалекой деревне живет сестра, и даже помнила, что ее зовут Надей.
И опять Лине показалось, будто время повернуло вспять, так уютно и спокойно они разговаривали с соседкой. Ей даже показалось, что она сама становится немного другой, почти такой же, как когда у нее еще был Костя.
Соседка ушла, когда уже стало смеркаться.
