Не понимала, можно ли включать свет, но почему-то по инерции, чтобы спуститься, я нажала на кнопки светильников. И побежала на первый этаж.
В дверь с грохотом долбились, и я даже не могла подойти к ней для того, чтобы рассмотреть в иконке домофона, кто был по ту сторону.
Заметавшись, я сообразила, что можно включить наружные камеры на телефоне, но руки так тряслись, и входящие вызовы от Зины мешали мне только этим заниматься.
Я постаралась прийти в себя, но в этот момент дверной замок щёлкнул, и дверь с гулом ударилась о стену.
— Ну что, голубка, — хрипло выдохнул Альберт, пьяным взглядом описывая пространство вокруг, — где, где твой засранец?
Я поняла, что у меня перед глазами пронёсся дикий ужас.
Я таким Альберта никогда не видела.
За все наши годы жизни я никогда не видела его вот в этой ипостаси какого-то чудовища, зверя самого настоящего. Мне казалось, у него даже волосы стояли торчком из-за того, что по коже постоянно проходила рябь.
Альберт резко дёрнулся, я постаралась заступить ему дорогу, чтобы образумить, но в последний момент он просто подхватил меня одной рукой за талию, другой под задницу, и переставил с места на место, очищая себе путь на второй этаж.
Он с грохотом нёсся наверх, а когда залетел в спальню, начал орать.
— Да где же он, где твою мать?
Он орал так, что тряслись стекла, я попыталась прийти в себя и снова смахнула экран, чтобы не раздражали ни звонки, ничего.
Господи, сейчас ещё и охранное агентство приедет, и менты, твою мать.
Быстрым шагом я полетела на второй этаж, заскочила в спальню в тот момент, когда Альберт как раз-таки распахнул дверцы гардеробной, чуть ли не срывая их с петель.
— Что зайка моя? — обернулся и хрипло выдохнул мне муж. — Спрятать успела своего любовника?
— Альберт, прекрати, Альберт, все хорошо. Никого здесь не было.
Понимала, что в другой ситуации я бы, скорее всего, вылила на мужа ведро воды, но сейчас я не имела возможности и какого-либо желания провоцировать дальше скандал.
Я старалась его успокоить.
— Альберт, все хорошо.
Я подняла руки.
Альберт только оскалился и со всей силы хлопнул дверью гардеробной, ринулся к двери ванной, толкнул её плечом так, что она влетела в небольшой ящик, который стоял чуть сбоку.
Задрожали флаконы, падая на пол.
— Альберт, Альберт, — позвала я мужа, стараясь привести его в чувство, но у меня было впечатление, как будто бы его белой горячкой накрыло — настолько неконтролируемо, настолько пофбешеному он себя вёл, что ничего человеческого в нём не оставалось. — Альберт, я тебя умоляю, Альберт, все хорошо, никого здесь не было, никого здесь не было.
— Где эта падаль? — орал, как резаный Альберт, и, развернувшись ко мне, его взгляд вдруг совсем подёрнулся дымкой какой-то, беспросветной, непонятной. — Что родная моя, один член на другой променяла? Да а я же тебя, я же тебя на руках таскал. А ты так со мной. Да в душу мне харкнула, наплевала на все, что я строил для тебя. В мой дом приволокла какого-то мудака.
Альберт наступал на меня, и я, сама того не ожидая, медленно отходила все дальше и дальше в комнату.
— Ну что это такая твоя благодарность? Это так ты со мной хорошо решила развестись, а рога мне наставляешь! Рога наставляешь, уезжаешь, позоришь меня перед всеми партнёрами, что каждый решил подойти и спросить Альберта, с кем уехала твоя жена? С кем я сказал? С кем? С говнюком с каким-то!
