Всё о Костике из Солнечного переулка. Необыкновенная жизнь обыкновенного мальчика, который умеет дружить, любить и быть счастливым - страница 23

Я вышел из ванной, закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и сказал маме очень серьёзным голосом: «Мама, пообещай, пожалуйста, что ты не зайдёшь туда, пока папа не придёт». Папа пришёл через три минуты. Потому что мама тут же позвонила ему и сказала: «Лёша! Срочно зайди домой. У нас что-то случилось!» И, видимо, папа спросил «что», потому что она сказала: «Я сама пока не знаю».

Мы с мамой так и стояли в прихожей, когда папа с очень тревожным лицом зашёл в квартиру. Наверное, можно было бы сказать «влетел» в квартиру. Мама просто кивнула в мою сторону, и они оба уставились на меня. У меня не было приготовленной речи. Порыв же. Я не знал, что сказать, поэтому просто медленно открыл дверь в ванную. Подошёл к раковине и сказал: «Вот. Он будет жить с нами».

Там дальше очень долго и бессмысленно что-то рассказывать. Папа с мамой снова из-за меня поругались. Папа начал ещё в ванной.

Я его понимаю лучше, чем он думает. Он начал ругаться так сильно, потому что испугался за нас с мамой и, пока бежал домой, много чего успел подумать нехорошего, а тут всего-навсего рак в раковине. Ложная тревога. Он мог бы так и сидеть с мужиками, раков есть, про футбол разговаривать и зря не бегать. И ещё я понял, что снова его разочаровал, когда они с мамой быстро ушли в свою комнату пошептаться. Я слышал обрывки папиных фраз: «Это разве мужик растёт? Мне с ним через десять лет ни пива не выпить, ни раков не съесть». Ну и дальше ещё всё про спорт, мужской характер, мужские занятия и «маменькиного сынка».

Обидно. Но был и хороший знак. Мне показалось, что мама с ним не совсем согласна. Из комнаты папа вышел резко и внезапно, так что я даже не успел от двери на безопасное расстояние отскочить и притвориться, что не подслушивал. Но мне за это не попало. Они на меня не обратили внимания. Папа быстрым шагом пошёл в коридор, а мама слишком добрым голосом сказала ему: «Лёша, ну посиди с ребятами подольше». И папа виду не показал, что именно этого он и хотел, но по спине было видно, что обрадовался.

Мама сначала избегала встречаться со мной взглядом и разговор не заводила. Она молча освободила трехлитровую банку от соленых помидоров, переложила их в кастрюлю, банку помыла, потом обдала ее кипятком из чайника, налила туда воды из-под крана и сказала: «Ну… Неси своего рака. Как, кстати, его зовут?» Я аж подпрыгнул! Если мама интересуется именем моего рака, значит она согласна с тем, что теперь он член семьи! «Его зовут Валера», – сказал я.

Когда я вернулся на кухню с раком, мама стояла, согнувшись над банкой, всхлипывала, и у неё текли слёзы. Я испугался сначала, но потом понял, что мама не плачет, а смеётся. До слёз. Учитывая то, что ситуация с Валерой благодаря маме так хорошо разрешилась, я просто опустил рака в банку и решил никаких лишних вопросов не задавать и не выяснять, что её так развеселило. Не хотел усложнять.

Банку мама принесла ко мне в комнату и поставила на тумбочку около двери. Я лёг пораньше, долго не мог уснуть. Слышал, как папа вернулся домой. Видимо, в хорошем настроении, потому что мама что-то тихо ему сказала на кухне, и он начал смеяться. Да так громко, икая и похрюкивая. Даже не боялся меня разбудить. Так мой папа смеётся, когда ему действительно очень весело. И я подумал: какая же моя мама умная, что отпустила папу посидеть с мужиками на «подольше».

На следующий день была суббота. Я точно помню. Папа мне после завтрака сказал: «Ну-ка, быстро собрался, оделся, готовность пять минут!» Я решил быть очень быстрым и не спрашивать, куда мы идём, потому что о раке с утра мне папа не напоминал. Оказалось, что мы идём в зоомагазин покупать Валере аквариум!