Пальцы у Солнышкина уже не разжимались. Он опустился на колени, но продолжал работать так, что тельняшка трещала по швам. На руках лопнули мозоли.
Наконец Плавали-Знаем, посмотрев на море, сказал:
– Ну вот, теперь, мне кажется, порядок, ребята.
– Ну нет, что вы! – крикнул Перчиков. – Разве вы не видите, что с левой стороны на одно ведро больше? – Он подошёл к борту и, зачерпнув воды слева, выплеснул её направо. – Вот теперь порядок! – сказал он.
– Порядок! – устало процедил Плавали-Знаем. – А ведь найдутся ещё такие, что скажут, будто впустую работали. Найдутся! Плавали – знаем!
Каюта для индийского попугая
Всю ночь судно бросало с волны на волну. За иллюминаторами грохотало, и по стёклам били брызги.
– Держись крепче! – кричал Перчиков и хотел привязать Солнышкина к койке.
Солнышкин упирался то ногами, то головой в переборку, и ему казалось, что внутри у него взад и вперёд перекатываются гружёные вагонетки.
Но к утру шторм успокоился. И Солнышкин враскачку вышел на палубу. Море было зелёным и так пахло арбузами и свежими огурцами, что из него можно было делать салат. Волны были белыми, лохматыми и прыгали у борта, как пудели в цирке. Солнышкину хотелось по-свойски потрепать их по загривку. Он перегнулся через борт, но тут за спиной раздался голос Перчикова:
– Любуешься природой? А наверху баталия!
Солнышкин побежал за Перчиковым. В коридоре стоял гам. Полкоманды толпилось около каюты уборщицы Таи. Каюта находилась возле капитанской. Тая стояла с чемоданчиком и узелком и утирала глаза. В дверях топтался капитан с клеткой в руках. Перчиков возмущённо взмахнул руками:
– Из-за какого-то попугая переселять человека!
– Не из-за какого-то, а из-за ценного. Он куплен у факира в Индии! – с усмешкой возразил Плавали-Знаем.
– Не имеете права!
– Послушайте, Огурчиков, – Плавали-Знаем многозначительно поднял палец, – вы мне надоели…
– Во-первых, не Огурчиков, а Перчиков! – оскорбился Перчиков. – А во-вторых, мы будем жаловаться начальству!
– Начальство вас готово выслушать, – сказал Плавали-Знаем.
Он повесил клетку на вешалку, запер каюту и опустил ключ в карман.
И попугай опять показался Солнышкину очень знакомым.
Тая взяла чемоданчик и, всхлипывая, пошла к молоденькой буфетчице Марине, которая поддерживала её под руку. Толпа зашумела. Все были возмущены. И только артельщик сверкнул зубами:
– Будь я капитаном, я бы отхватил себе не одну каюту, а все четыре! – И кривыми ногами он начал выписывать твист.
– Прекрати! – крикнул Перчиков.
– А-а, Огурчиков, вам не нравится? – засмеялся артельщик.
– Вертится, как камбала на крючке! – обозлился Перчиков и сплюнул.
Боцман только посмотрел под ноги, но промолчал.
– А может, попугай и вправду особо ценный? – сказал он, вздохнув.
– Будь он трижды индийский… – начал Перчиков.
Но тут из-за двери на чисто русском языке раздался крик: «Загоню дурака! Доведёт до милиции! Загоню дурака, доведёт до милиции!»
Все переглянулись, раскрыв от удивления рты. А Солнышкин вдруг щёлкнул себя по лбу:
– Вот оно что!
Он сразу же вспомнил шумную барахолку на сопке, старую спекулянтку и конечно же знаменитого попугая из Индии.
– Ну всё! – сказал он и сжал кулаки.
– Что – всё? – озадаченно спросил Перчиков.
– Всё! – твёрдо ответил Солнышкин.
Что «всё», он ещё не решил и сам, но кулаки его были готовы к бою.
