Только спустились – следующий вызов. В другой конец района. Согласно записи: «потеряла сознание, не дышит».
Несется «неотложка» через пробки. По жаре. По духоте. Влетает во двор «сталинки», а там толпа народа, не проехать не пройти. Но врачей пропустили быстро. Не успели… на земле лежит труп сухонькой старушки. Лицо синее, глаза багровые – черт его знает, может, инсульт, а может еще чего, уже не сказать. Ибо по такой погоде любая болячка может стать причиной смерти. Не успела бригада из машины выйти, как на нее набрасывается дочь усопшей. И в волосы вцепляется кому-то из мужиков, и плюется, как верблюд. И помоями поливают (фигурально, хотя могли запросто натурально дерьмом облить). Толпа нагрета и готова «неотложку» растерзать. А за что?
Но делать нечего, вызывают труповозку и оформляют документы. Через час закончили, думали отдохнут немного, чтоб хотя бы не так тяжко было. А хрен-то там! Только отпустили с этого вызова— на-те вам хрюшку: повтор на тот же адрес, к предыдущей тетке, диспетчер по телефону «жалуется на качество помощи».
Едут. Все матерятся, кроме врача. Она сидит и так странно молчит. И желваки по лицу гоняет.
Снова на 15 этаж на пешкарусах, снова эта «мадама» с телефоном. Да не одна. Уже с подругой, такой же не обезображенной. Стоят и в голос обсуждают бригаду: мол ну и торопливость, нерадивость и безалаберность у вас, пилюлькины.
Уже в полуобморочном состоянии Александр задает вопрос: «Какой у вас повод к вызову?». А эта…. с ушами (крепко он ее приложил в нашей беседе), лыбиться и через губу бросает: «Да вашу бумажку я куда-то задевала, где вы назначения писали – напишите еще одну».
Тут врач, тихая, милейшая женщина, делает шаг вперед и с размаху ей по роже. Кулаком. В носогубную складку. И на весь подъезд раздается ее истошный крик: «Да пошшшшшла ты, с…ка!». И еще раз кулаком, и еще! И в тоже место. Чтоб вы знали, если со всего маха в носогубную складку заехать – то человека можно с одного удара вырубить. Эта «мадама» аж отлетела и рухнула к своей двери. Так бригада врача еле оттащила. Потом привели ту дуру в чувство, выписали ей слабительное, влили в нее касторки столовую ложку и по-быстрому спылили.
Но вот без последствий то не прошло…
Знакомые чиновники у той дуры, оказывается, действительно были. И реально знакомыми.
На следующий день звонками замучили, все угрожали, сволочи. В общем, чтоб конфликт не раздувать врача уволили по статье, без права работы в «неотложке» вообще.
– И знаешь, – сказал Александр, – она, тогда уходя, криво так улыбнулась и сказала, что черт с ними, с этими начальниками и чиновниками, равно как и с этой дурой. Что, мол, работа, где с убийцами и людоедами надо сюсюкаться, а не морду бить ногами – не для неё. И вот так мне это запало в душу, что я долго задумывался над её словами. А ведь, и, верно, та «мадама» настоящая людоедка и убийца. Не было бы ее вызова, ее кривляния, распальцовки – мы бы тогда реально смогли спасти ту бабушку. И к многим другим бабушкам, чьи жизни сожрали вот такие вот мадамы».
И я задумался… Ведь прав та Врач! И Саша прав! Ведь такие «мадамы» разных возрастов по сию пору живут, в ус не дуют. И «неотложку» вызывают. Ради забавы и на потеху своему быдлогопническому эго. Смотрят на врачей своими лицами, не обезображенными интеллектом, своими каннибальскими глазками. Глумятся. И отнимают ради своего быдлоэго жизни у тех, кому помощь действительно нужна. Пожирают их, как молох…
