У окна Эверетт стоял недолго. Плюхнулся на стул, начал тереть висок, прихлебывая кофе.
– Господи, какое зелье они в напитки подмешивают? Скажи, что лунный свет – тогда ко мне хоть капля самоуважения вернется.
Я открыла кухонный шкаф, оглядела чашки.
– Ха! Это же Юг. Всегда всего больше.
Захвачу-ка я к Дэниелу родительский свадебный сервиз – тогда с кухней, можно считать, будет покончено. А деньги оставлю тайком, чтобы Дэниел их после обнаружил, чтобы не мог отказаться. Пока Эверетт здесь, больше ничего не сделаешь.
– Дэниел с Лорой пригласили нас сегодня на ужин.
– Да? Здорово. Если бы у них еще и Интернет оказался, было бы просто супер.
– По-моему, был. Только имей в виду: Лора тебе три сотни вопросов о свадьбе задаст.
Склонив голову набок, Эверетт улыбнулся.
– Неужели целых три сотни?
– Это плата за пользование Интернетом.
– Что ж, вполне справедливо.
Эверетт прошел к обеденному столу, где лежали его лэптоп и портфель. Оттуда видна была ниша, в которой я аккуратно составила большую часть коробок. Эверетт оглядел пустую комнату.
– А ты много сделала. Наверное, ни свет ни заря проснулась?
– Не совсем. Работы еще невпроворот. Сам посмотри.
– Ну да. Я бы мог за тебя все сделать, причем вдвое быстрее. Только не сейчас, только если…
– Не надо, Эверетт, – оборвала я.
Он постучал по столу авторучкой.
– Ты напряжена.
Я вытащила гору тарелок, поставила напротив Эверетта.
– Конечно, напряжена. С твоим бы отцом копы так обращались, я бы на тебя тогда посмотрела.
– О’кей, успокойся, – сказал Эверетт.
С омерзительной практичностью сказал. С прегадким снисхождением.
Затем поерзал на скрипучем стуле.
– Насчет твоего отца, Николетта.
– Что насчет отца?
Я стояла напротив, нас разделяли деревянный стол и мои руки, сложенные на груди.
– Николетта, в моих силах заставить полицию прекратить расспросы, но не в моих силах остановить твоего отца, который сам охотно делится информацией. Надеюсь, ты понимаешь?
К горлу подкатил ком.
– Папа сам не знает, что говорит! Он на грани полного безумия. Надеюсь, ты понимаешь?
Эверетт кивнул, включил компьютер и перевел глаза на экран.
– А каковы шансы, что он действительно к этому причастен?
– К чему к этому?
Эверетт не отрывал взгляда от экрана.
– К исчезновению девушки. Которое случилось десять лет назад.
– Господи, нет, конечно. И вообще, ее зовут Коринна. Она не какая-то абстрактная девушка. Она была моей лучшей подругой.
Эверетт вздрогнул, как будто только что пробудился в моей студии с крашеной мебелью.
– Ты ведешь себя так, словно я обязан об этом знать. А между тем ты никогда не упоминала никакую Коринну. Ни единого раза. Не следует кипятиться. Я не виноват, что ты не озаботилась поставить меня в известность.
«Не озаботилась». Будто это моя прямая обязанность. Будто я пренебрегла ею. Провинилась. Не поведала ни одну из историй. Не рассказала, как нас с Коринной вызывали к директору «на ковер». Как мы с Коринной у нас в кухне, все обсыпанные мукой, облизывали с губ сахарную глазурь, а рядом стояла мама. Как в выпускном классе ехали на заднем сиденье Бриксовой машины, а сам Брикс, месяц назад взятый на службу в полицию, стараясь не расхохотаться, распекал нас: «Я вам не такси, следующий раз прямиком в участок доставлю, пускай родители вызволяют. Будете тогда знать». Коринна фигурировала практически во всех моих детских и отроческих воспоминаниях. А Эверетт даже имени ее не слышал.
