– Ну, во-первых, Вы проигнорировали сегодняшнее совещание, на котором я настоятельно просила присутствовать весь преподавательский состав. Между прочим, у Константина Федоровича юбилей на следующей неделе, а что дарить непонятно.
– Очень за него рада, – киваю, присев на край рабочего стола, скрестив руки на груди. – С подарком, надеюсь, определились?
– Естественно, – свысока взирает на меня недовольная коллега.
– И что, были все, кроме Красавиной? – указываю на себя.
– Практически ВСЕ, – тут же реагирует воинственная дама, от эмоций даже передергиваясь.
Я же стараюсь дышать глубоко, мило улыбаться, думать, а уж потом говорить, не грубить и вести себя адекватно. Я – педагог, а значит, пример для подражания. И мне не должно быть стыдно за своё поведение.
– Кроме Осиповой, Барсукова, Полежаевой и… Рукиной, – зачитывает Михайлов, скашивая глаза в листочек «совещания», который держит в руках Чернакова, время от времени прижимая к груди.
Вот хитрец-молодец физрук. Остановился у неё за спиной, и выдал все тайны.
– Эдуард Николаевич отпрашивался по личным делам, а девушки болеют, – отшагнув от «предателя», краснеет явно не от стыда Ольга Павловна. – Так что, уважительные причины не присутствовать у них есть.
Ну вот, теперь еще и физкультурник огребет за компанию.
Качаю головой.
Хотя, судя по довольному лицу, он и рад расшевелить болото.
– Прекрасно, – киваю с улыбкой и, достав из сумочки свой «спасительный» лист, отношу его на стол к присутствующей среди нас Яне Степановне, секретарю директора, – включите, пожалуйста, и меня в «уважительный» список.
М–да, а ведь я действительно забыла про этот сбор учителей в понедельник с утра. Хотя ничего трагического в этом не наблюдаю. Тоже мне, преступление века. Всё равно решение о выборе подарка принимает единолично наш профсоюз в лице, ну естественно, Чернаковой, остальные же обеспечивают финансовые вливания и создают массовку для галочки.
– Что ж, раз такое дело, – географичка искоса проверяет представленный мною документ, чуть ли не сличая подписи и печати, которые, уверена, знает наизусть. – Тогда вопросов к Вам больше нет.
– Замечательно, – киваю с улыбкой и, подарив минуту на расслабление, добавляю, – зато у меня остались.
– Что? – оборачивается Чернакова.
– Не что, а кто, – поправляю её, – дал Вам право меня оскорблять? И какие конкретно мои действия в отношении Шлякова Вы посчитали аморальными, чтобы так громогласно о них заявлять на весь кабинет?
– Ох, как интересно. Это вовремя я зашел, – раздаётся от входной двери голос директора. – Ольга Павловна, голубушка, просветите и меня о недостойном поведении нашей коллеги.
– А-а-а, я-я видела… – моментально сдувается, бледнеет и потеет поборница нравов и морали.
– Что же именно? – складывает руки на объемном пузике Константин Федорович.
Я же «зависаю» на его спине, гадая: лопнет там ткань пиджака, или всё же уцелеет. Очень уж сильно она натягивается.
Эх, принесла нелегкая этого жука. А я так рассчитывала спокойненько отработать ближайшие два часа и незаметно ушмыгнуть, закинув попутно больничный секретарю.
– Но… в пятницу… – продолжает заикаться географичка.
– Та-а-ак… - цедит, прищурив один глаз, Шляков.
Однако, удача сопутствует сегодня не только мне…
Звонок на урок спасает всех.
Учителя, как нашкодившие малолетки, которых накрыло всевидящее око строгого родителя, по стеночке начиняют «линять» из учительской. Не будь глупой, я поддаюсь общему настроению и, быстренько сориентировавшись, вливаюсь в дружный поток.
