«Сообразишь, – прямо в мозг хмыкнула Сонька. – Ты хорошо соображаешь. А у папы работа очень опасная. Мы с мамой за него ужасно волнуемся. Но, помнишь укосины в трюме в прошлом году? С тех пор течь так и не открывалась. А то после каждого перехода через океан приходилось конопатить из-за расшатывания во время штормов. Теперь папа верит в меня… то есть в нас с тобой. Так этот свой мотор ты когда собираешься делать?»
– Вы тут долго стоять собираетесь? – улыбнулся отец, приблизившись к нам с Мэри, созерцательно наблюдающим процесс выгрузки.
– Не стой под грузом, – машинально ответил я. – Маленькие не должны мешать взрослым, – тут же повторила эту мысль Софи. Мы с ней пользовались речевым аппаратом, легко перехватывая эту возможность друг у друга.
– Может быть, пройдем в трактир и пообедаем, сэр Джонатан? – включилась в беседу Мэри. – Нам Джон показывал тут одно приличное место.
Папенька посмотрел на служанку, как Снейп на Поттера, но только кивнул в ответ. В эту эпоху не принято, чтобы прислуга говорила без прямого указания хозяина.
Сидя в знакомом с прошлого года зале и уплетая отлично приготовленную баранину с фасолью, я боролся с желанием начать задавать вопросы. А вот моя хозяйка не боролась.
– Пап! А твоему экипажу хватит сорока банок тушенки на путь туда и обратно? – спросила она совсем не о том, о чем думал я. – А для чего на якоре такое длинное бревно поперек плоскости лап? – это уже я поинтересовался.
– Если это бревно упадет на дно плашмя, то одна из лап вонзится в грунт и зацепится. А если плашмя упадут лапы, то бревно встанет торчком, но канат начнет тащить его по дну и свалит набок. Вот тут-то одна из лап и вопьется в грунт. Ну а бревно называется штоком, – с улыбкой ответил отец. – А этой вашей тушенки нужно хотя бы банок двести. А лучше двести пятьдесят. Переход через океан может продлиться и восемь недель, и десять, а кушать полусотне человек нужно каждый день.
Вообще-то мы с Софочкой не первый раз вот так раздваиваем действия. Мозг у каждого работает независимо. Бывало даже писали двумя руками каждый свое. Еще бы научиться глаза на разные объекты направлять – получилось бы настоящее «два в одном» или косплей хамелеона. Зато обычные дела делаем, будто обе руки правые. Вот сейчас орудуем вилкой и ножиком так, что любо-дорого. Ловкость для семилетнего ребенка просто-таки невероятная.
– Папа! А вот этот ром, который ты привез, он чей? – интересуется моя маленькая хозяйка. Конечно, подслушала мысли и скорее ринулась за разъяснениями.
– Мой. С Рио-Кобре. Это на Ямайке неподалеку от Кингстона.
Просто чувствую, как распахиваются наши с Софочкой глаза:
– В самом рассаднике пиратства? У них же там сейчас… Гнездо, – подсказываю я. И продолжаю: – Благородным джентльменам удачи очень нравится ром. А еще им нужны порох и ядра.
– Ты очень понятливая, – кивает папа. – Спрашивай. Видно ведь, что тебе невтерпеж.
– Ром ваш. Но не у пиратов же вы его покупаете?!
– Совсем наоборот. Это они покупают его у меня. Вернее, содержатели кабаков из Кингстона. Делают же его милях в двадцати вверх по реке в поместье, которое раньше принадлежало родителям твоей мамы, а после захвата Ямайки стало моим.
– И что случилось с моими бабушкой и дедушкой? – не отвязывалась дочурка.
– Они благословили наш с твоей мамой союз и остались жить, где жили, управляя всеми делами и контролируя расходы. Тот факт, что владею землей и всем, что по ней бегает, я, их нисколько не заботит.
