– Ладно, хорошо. Но почему ты в начале сказала про него – «тип»? Если он такой душка и обаяшка, откуда взялось столь уничижительное слово?
– У меня? – изумилась Ольга.
– У тебя, у тебя. И не отпирайся, у меня с памятью все нормально.
– А со слухом?
Никита побагровел и наклонился вперед, как будто готов был ударить собеседницу.
– Все-все, вспомнила, – выставила вперед ладонь она. – Я так сказала, да, но это мое субъективное ощущение. Одинокая женщина имеет право на сексуальные фантазии.
– О себе фантазируй, сказочница.
– Ну, хорошо, – сдалась Ольга, – о себе так о себе. Сегодня ночью предамся безудержным фантазиям. Можно, я представлю себе групповуху с твоим участием?
– В твоем возрасте о групповухе пора уже вспоминать как о детских шалостях, – огрызнулся Никита. – Рассказывай скорей про типа с усами, у меня времени мало.
– Ну, ладно, нельзя, так нельзя, – притворно вздохнула Ольга, ничуть не смутившись. – Значит, так: взгляд у мужика странный – немигающий и пристальный, как у удава. И глаза такие… очень светлые глаза. Сильно-сильно светлые, даже водянистые, я бы сказала, но ободок у радужки темный, почти черный.
– И при этом красив, как Аполлон, – желчно заметил Никита. – Интересно, как только ему удается быть одновременно обаятельным и иметь взгляд удава?
– Ладно, не напрягайся, красавчик, поддразнила я тебя. Он брутальный и даже харизматичный, но мне не понравился. Неприятный. Роста высокого, глубоко посаженные глаза, выступающие надбровные дуги, одет элегантно, даже, можно сказать, щегольски, но без куража. Скучно.
– И еще у него усы.
– Нет, не было усов.
– А раньше сказала, что были.
– Не припоминаю. Но, кажется, все-таки их не было.
– Стерва.
– Да? – удивилась Ольга. – А мне говорили, что я богемна.
– Богемная стерва, – согласился Никита.
Ольга картинно затянулась сигаретой, выпустила дым в потолок и хриплым контральто лениво произнесла:
– А еще я помню, как Эльза на тебя жаловалась. «Никитка, – говорила, – совсем перестал меня замечать, все в работе да в работе. Даже заведи я сейчас себе любовника, не почувствует».
Никита дернулся, и Ольга захохотала.
– Не нравится? А ты про жену не забывай! Не перестал бы ее замечать, может быть, и не бегал бы сейчас по городу, разыскивая…
Последние слова ее потонули в грохоте двери, которую Никита с силой захлопнул за собой.
Таня Силкина стояла на деревянной табуретке и, напевая, красила оконную раму в ядовито-фиолетовый цвет.
– Что так смотришь? Цвет не по душе? – хихикнула она, заметив обалделый Никитин взгляд.
– Честно говоря, не очень, – признался тот.
Татьяна засмеялась.
– Это ничего, когда закончу, будет лучше. Тогда тебе обязательно понравится. Здесь еще будут желтенькие полосочки, и получится сказочная зебра. Комната ведь детская, скучно просто в белый цвет красить.
«Зебра явно бешеная», – подумал Никита, но вслух ничего не сказал.
– Ты по делу или просто так?
– По делу. Ты мою Эльзу сегодня случайно не видела?
– Сегодня – нет. Но как-то раз видала, – кивнула та, не отрываясь от работы. – В супермаркете столкнулись, она кокосы покупала и сыр «Эдамер».
– Кокосы и сыр «Эдамер» она тихо ненавидит, – вытаращил глаза Никита. – Скорее всего, это была не она.
Татьяна перестала красить и, не мигая, уставилась на Никиту.
– Лавров, ты меня что, за идиотку принимаешь? Хочешь сказать, я после двадцати лет знакомства не узнаю человека, столкнувшись с ним нос к носу?
