То, что она теперь худющая, Тамара успела понять ещё раньше. Тоненькие руки и ноги со смуглой кожей явно тоже не принадлежали её телу, но хотя бы имели объяснение. А вот то, что она увидела в отражении, когда рябь на воде в корыте утихла, объяснению не поддавалось. На Тому смотрела космато-лохматая морда с огромными брежневскими бровями, почти сходившимися на переносице, длинным носом, маленькими глазками (вроде бы карими), с тонкими губами, кривыми зубами, лицо сердечком.
– А-а-а! – заголосила она от разочарования и неожиданности. Какие-то живодёры ставили над ней опыты!
Хрюша в противоположном углу зашевелился, намекая, что предпочитает тишину. Такая весомая причина убедила Томку, что предаваться печали следует тихо, желательно молча и не тревожа других.
***
Казалось, она находится в заключении уже вечность. Из-за долгого голодания Тамара мёрзла, сил совершенно не осталось. Хотелось свернуться калачиком и уснуть навсегда.
Тот кусок, которым поделился щедрый сосед по загону, был давно уже съеден… самим соседом. Судя по выражению морды, он обиделся на пренебрежение к его угощению. Зато воды вдоволь. В поилку по узкому желобку стекал тонкий ручеёк, наполнявший её по мере опустения.
Единственное, что сейчас Тому трогало до глубины души – это упорство мутанта, с которым он отказывался признавать её едой. Смирившись со своим положением, она теперь добровольно чесала ему морду, которую зверь для удобства стал класть ей на колени.
Его скотская нежность и забота давали силы отгонять от себя всё чаще посещавшие мысли о самоубийстве.
Обессиленная Томка тихонько лежала в углу, в котором из-за щелей было больше свежего воздуха. Лежала рядом с ним, прижавшись к жирной спине, и грелась. Звериный живот начал снова издавать сигналы о потребности в еде, но пока чудовище мужественно, почти стоически игнорировало голод.
– Бедный Хрюша, – тихо произнесла она. За время нахождения в загоне он стал единственным вынужденным собеседником, который хотя бы делал вид, что прислушивается. – Ненормальный обед попался, правда?
Боров согласно хрюкнул.
– Долго они над нами издеваться будут? – фантазия нарисовала картину, как похудевший хряк начинает грызть её истощённый труп. От жалости к себе заплакала. Почувствовав, что соседка в печали и отчаянии, Хрюша потёрся головой о её колени. – Ты только подожди, пока я своей смертью умру, а потом ешь! – Вытирая слёзы, уговаривала зверя Томка.
Во сне Тамаре приснился огромный стол с едой. Тарелки со спасительной, зовущей, искушающей разнообразной вкуснятиной уходили за горизонт. Но безграничностью она не стала заморачиваться, сосредоточившись на том, что было в зоне досягаемости рук.
От радости и огромного счастья полились слюни. Еды много, и она так близко, а Тома – настолько голодная, что руки не знали, чего схватить первым. Жареная курочка с хрустящей корочкой, пахнущая чесноком, жаренная в масле картошка, холодец, гусь с яблоками, фаршированная рыба, колбасная и овощная нарезка, маринованные грибочки, огурчики и морковка, котлеты… От вожделения её затрясло!
Потянулась за тем, что стояло ближе всего, быстро схватила с тарелки кусок ветчины и, пока никто не заметил и не отобрал, засунула в рот, чтобы, не жуя, проглотить. Однако вместо желанного вкуса мяса рот заполнила противная горечь.
Тома попыталась отплеваться, но горечь упорно заливала рот. Чуть не подавившись, она проснулась и поняла, что горькую гадость ей заливают в горло наяву!
