Все-все-все и Мураками - страница 11
1:0 в пользу наших.
Полюшко говорит:
– Да, это сильно. Я тоже об этом думал.
Ну, это он врет! Ничего он не думал об этом.
Он, может, о Шуберте думал или еще о чем, только не об этом.
Я Полюшко спрашиваю:
– Как жизнь?
Он смотрит на меня и механически так повторяет:
– Жизнь, жизнь, жизнь моя, иль ты приснилась мне?
И все. Я давно заметила, что и у физиков, и у лириков есть такая специфика: они не умеют поддерживать светскую беседу. Может, не все, но очень многие.
Может, другие люди даже обижаются на них за это. Я – нет. Меня не ранит, что никто из них не отвечает на мои вопросы и что мне никаких вопросов не задает. Может, это как раз и правильно. Чего на мои вопросы отвечать? Сам по себе вопрос: «КАК ЖИЗНЬ?» предполагает только один конкретный ответ: «НОРМАЛЬНО».
Полюшко приехал к Витьке, почему он должен интересоваться какими-то моими делами?
Он тем временем достал из авоськи бутылку водки и водрузил ее на грязный стол с бумагами и кусками пригорелой яичницы.
– Разопьем этот напиток, – предложил он.
Ну вот, началось!
Как-то все сегодня не задалось у меня. Прямо как у Алисы из Страны Чудес. Все мне что-то рассказывают, сперва гадкий кофе у Дези, теперь еще этот напиток… Нет, нет, надо раскланяться и прочь бежать отсюда. Сегодня глупый такой день, домой, в норку, и как можно скорее. Полюшко уже разливал водку по разнокалиберным сосудам.
– Господа! – громко, чтобы они на миг выплеснулись из своих мыслей, произнесла я. – Позвольте откланяться, мне уже пора.
Никакой реакции на мое выступление. Полюшко просто отодвинул третью рюмку подальше от края стола и закрыл бутылку. Это должно было означать: не хочешь, как хочешь.
Я вышла из квартиры, захлопнув за собой дверь. Люди специфические. Нелюбезные такие люди.
Глава 6
Что-то, где-то, как-то это
В русских народных пословицах есть такая чумовая мудрость: в гостях хорошо, а дома лучше. Смотря, конечно, в каких гостях. Но мудрость, согласитесь, великая.
Хорошо-то как дома! Я выдвинула мольберт на середину комнаты, включила Россини, взяла кисть и положила первый мазок на холст – там, у решетки, возле отражения. Уже появился Мустафа, спел арию.
Мобильник звонит, гад. Нет, нет сегодня покоя мне, ну ни капелюшечки. Посмотрю – кто. Если что – не возьму. АНЖЕЛКА.
– Але, привет, ты дома? – быстро заговорила она.
– Я десять минут уже дома, а ты где?
– Домой иду, может, ты зайдешь? Поговорить надо.
– Я не зайду и тебе не советую, там Полюшко приехал, они на кухне с Витькой квасят, лучше ты ко мне приезжай.
– Ладно, жди. Сейчас буду.
– Жду.
Сегодня явно нерабочий день. Эту табличку надо было с утра на лоб прикрепить и не дергаться. Задвигаю мольберт обратно в угол. Завтра, обещаю себе, завтра встану рано, к телефону подходить не буду, все быстро сделаю.
Анжелка очень быстро пришла, видать, поблизости пробегала. Я прямо вся лопаюсь от любопытства. Она вот только что-то тормозит. Я ей кофе налила.
– Ну-у-у?
– Ты понимаешь, – начинает она, – я сама ничего не понимаю. Это помесь чего-то и фантастики, этого не бывает никогда, это феноменально, это так удивительно, что даже нет объяснений, просто нет…
– Ладно, можно без философских преамбул? Я сегодня уже наслушалась до смерти!
– Зашла вчера в «Москву» – посмотреть, что новенького вышло. Чего-нибудь эдакого захотелось, сама знаешь. Там полно всего. Но глаз буквально не на что положить. Я к продавщице: «Не вышел ли новый Мураками?»