Всё зелёное - страница 61

Говорят, если во время спектакля на сцену выйдет кошка, зрители станут смотреть только на неё, потому что она естественная и не прикладывает никаких усилий, чтобы быть собой. 
На этом импровизированном танцполе такой кошкой стал Амелин.

— Ничёсе, — одобрительно покачал головой Тифон.

— Он с детства танцует, — не без гордости сказала я. — У него мама танцовщица.

За ближайший к сцене столик вернулись сомнительные девицы. Народу прибавилось.

К нам подошёл официант и встал рядом.

— Здорово ребята зажигают. Вы из Москвы?

Тифон кивнул.

— Наш администратор просил передать вам комплимент.

— Чего? — насторожился Тифон. — Какой ещё комплимент?

— Я его на ваш столик поставил, — официант подмигнул.

Мы обернулись. На столе стояла бутылка водки.

— У…у…у, — морщась, протянул Тифон. — Не. Вы это унесите, пока они не видели. А то одними танцами не отделаетесь. Это я вам точно говорю.

Серьёзность в его голосе мигом погасила сияющую улыбку официанта. Он кивнул и ушёл.

Музыка сменилась на медляк и Амелин уже собирался спрыгнуть со сцены, как Лёха, порывисто обхватив, закружил его в танце. Костик моментально подстроился.

Артистических способностей обоим было не занимать, так что их пара безусловно стала гвоздем программы. Посетители гоготали, как ненормальные, будто там не пара десятков человек, а полный зал народу.
Мы с Тифоном тоже укатывались, в изнеможении хватаясь друг за друга, до тех пор, пока оставшийся в одиночестве Ярослав не развел разочаровано руками, мол, что ему теперь делать, тогда Тифон, не долго думая, просто поднял меня и передал ему на сцену.

Дружбу между собой они не водили и даже не симпатизировали друг другу, однако ярко-выраженное доминирование у них, определенно, было схожим. И, наверное, впервые в жизни я, испытав подобное давление, не возмутилась, а растеряно протанцевала с Ярославом до конца.
Однако медляк ещё не успел закончиться, как к нам на сцену выбрались те самые сомнительные девушки. 
На тёмненькой широкоскулой была дико короткая красная шотландка и чёрный топ, по факту просто лифчик, а на анорексичной блондинке — напоминающее ночнушку шёлковое сиреневое платьице на тонких бретельках. Они мигом расцепили Лёху с Амелиным и повисли на них.
Вид у обеих был основательно падший, а у доставшейся Амелину «шотландке», разумеется, особенно. К счастью, как только музыка сменилась, все снова запрыгали. Девицы тоже.
Пришлось остаться. Мы скакали и бесились, пока с нас уже не текло в три ручья.
Первым сдался Ярослав, он просто спрыгнул к Тифону, и, перекинувшись парой фраз, они отправились на улицу, за ними с оглушительными криками: «А я?» рванул и Лёха.
После их ухода, перетягивать внимание куриц на себя стало некому. И когда заиграла пуэрториканская Деспосито, те, в конец потеряв совесть, так настырно полезли к Костику, что у меня оставалось два варианта: либо врезать им, либо уйти. Всей душой я склонялась к первому, однако, к счастью для них, Амелин сам решил этот вопрос. 
Обнял меня, крепко прижал и, умело направляя, повел в танце. Решительно, смело и так вызывающе нескромно, будто кроме нас не было никого не только во всём баре, но и в целом мире.
Потом, когда нам пришлось перебраться за другой стол, поскольку наши места заняли непонятные подсевшие к парням люди, и я, всё ещё взмыленная, с бешено колотящимся сердцем, спросила его: «Что это было?», он спокойно ответил: «Обычное клубное латино».