Вскоре открылся и «пунктик» – цель приезда на Крайний Север:
– Мы у себя по Телятникову в кирзачах, в телогрейках, «Беломор—Приму» курим. Один председатель прикинут по-черному: шляпа, костюмчик, галстук; вылезает из «Волги», «Золотое руно» с фильтром в зубах. Сволочь. Сдохну, а на машину накоплю и по Телятникову, мимо сельсовета в костюме и в шляпе проеду.
– А галстук?
– И в галстуке!
Как не крутись, а пунктик выглядел позицией, которой Колька как художник пренебречь не мог, и решительно потянулся за стирашкой. Так сяк прикинул и провел длинную черту наискось по листу, стер и заменил волнистой:
– Завидовать – это не прямо, завидовать – это криво!
За дверью приблизились шаги, и в комнату зашел Витек.
– Легок на помине, – Колька присмотрелся к его лицу и решительно провел две прямые от верхнего края волнистой. – Витя, суетись, работай, стол накрывай. Картина не должна выглядеть статичной, искусство должно быть живым. Хлеб, если тараканы не съели, порежь. Сколько взял?
– Две, чтоб потом не бегать.
– Умный человек, уважаю. И, надень каску для полноты картины.
– Угу. Щас!
– Только на пять минут: мне нужен штришок. Доминанту в тебе я уже определил, но ведь ты хочешь похожести?
Витькино лицо расплылось и поглупело. Сняв с гвоздя, покорно надвинул на лоб строительную каску и враждебно уставился на Кольку. Тот торопливо вел черту вниз, остановился, поправил на Витькиной голове каску и добавил к прямой пару сантиметров:
– Все, снимай.
С каской была своя история. По деревенской привычке тащил Витька со стройки все, что на глаза попадалось, превращая потихоньку общаговскую комнату в склад стройматериалов:
– А чо? Будет квартира – пригодиться.
Однажды во время затянувшегося из-за отсутствия раствора перекура, когда большая часть бригады резалась в «дурака», Витька сидел у печки, крутил в руках каску и сосредоточенно о чем-то раздумывал.
– О чем задумался, детина? – спросил Колька.
– Да вот, не пойму: на кой хрен мне эта каска дома нужна?
На другой день Колька обнаружил каску в комнате на гвоздике, рассказал в бригаде, и шуточкам теперь не было конца.
Витька, тем временем, приспособив вместо стола табурет, открыл и вывалил ножом на сковородку две банки «каша с мясом», гречневую и рисовую, поставил сковороду на плитку и налил по полстакана водки:
– Давай, пока разогревается.
– Ну. За тебя. В Телятникове, полагаю, ты был не из последних.
Выпили и закусили хлебом.
– Можно и так сказать. На тракторе. Тому вспахать, этому привезти – все ко мне. Хоть каждый день пьяный ходи.
– Деньгами брал бы.
– Откуда деньги в деревне? Деньги у городских.
– Стоп! – Колька торопливо схватил карандаш и провел наискось вниз еще одну прямую. – Ты не тормози, ты наливай. Так что с городскими?
– Дрались все время. Они к нам и на картошку и на уборку, и так отдыхать.
– А кто победил?
– Врать не буду. По-разному. Зло берет: и одеты, и деньги у них, все дела. Девки наши тоже к ним. Обидно.
– Обидно или завидно? Это важно, Витя, – Колька перешел на Вы. – В Телятникове, выступая в качестве доминирующего самца прайда, Вы охраняли свои владения и своих самок, но, завидуя городским, Вы захотели, фигурально выражаясь, влезть на их территорию. Не омрачай чело раздумьем. Просто выскажись о наболевшем.
Витька сосредоточенно скреб ложкой дно сковороды, отдирая пригоревшую кашу:
– Шляпу я с первой получки купил, костюм пришлось ждать, пока ОРСовские с большой земли привезут – доедим, покажу. Машина года через три, в лучшем случае. Книги, когда девчонки без тебя приходят, я говорю «мои», а квартиру получу – куплю.
