О чем он сожалеет?
Молчание затягивается и, проследив за его взглядом, спускающимся по ключицам и буквально видящим меня сквозь полотенце, и за собравшейся толпой позади него, осторожно беру протянутую стопку вещей, обернутую белой простыней, и шепчу:
– Спасибо.
Захлопнув дверь, отчаянно тру кожу на ключицах – она горит, словно к ней прикасались не взглядом, а раскаленным железом. Шумно выдыхаю, упершись головой об дверь.
Что происходит? Почему такая страсть к малознакомому мужчине?
Несмотря на прозвище «Сердцеедка» и белый цвет волос, я всегда была скромной девчонкой – буквально выбиваясь из стереотипов общества всем своим поведением, своей тошнотворной правильностью. В свои двадцать пять не была с мужчиной, потому что не чувствовала всепоглощающей страсти.
Почему не отдалась Анару? Потому что с ним холодно. Он груб и самоуверен. Я боюсь его как человека. Ну, вот есть такие люди, которых ты чувствуешь изнутри. Анара я чувствую, но как нечто пугающее и опасное. Именно опасаюсь… Стану его женой и понесется:
«Ты – женщина, я – мужчина, вот и молчи…»
И все в духе: «Потому что я так сказал!»
С ним я – не я. Вот взять ситуацию с Найей и перевернуть ее, поставив вместо Артура – Анара… Он сделал бы все, чтоб оказаться с Найей наедине. И вряд ли встал бы на мою сторону, если бы эта гадина сказала бы обо мне плохо.
А я? Что я… Не позволила бы себе запустить ей в голову бутылку, стояла бы понурив взгляд, глядя как мой мужчина на моих глазах уходит с другой женщиной.
Почему?
А потому что ни черта он не мой мужчина! Потому что даже видя, как его уводит другая, кроме обиды у меня ничего не екнуло бы… Потому что пока не встретила этого здоровяка – не поняла бы, что не умела чувствовать.
Анар меня никогда не цеплял и желания отдаться ему не вызывал, но тем не менее чувство вины от того, что призналась себе в готовности изменить своему парню, становилось с каждой мыслью все яростнее.
С Артуром все иначе. Он защитил бы меня, даже если бы все еще спал с Наей. От этого мужчины веет справедливостью.
Это я сейчас оправдываю убийство ее сестры? Совсем крыша съехала… А почему нет – то? Сама ведь только что едва не убила Найю бутылкой… Если ее сестра была с таким же скверным характером – не мудрено…
Но, тем не менее, все так. Этот человек совершенно другой, нежели пытается казаться… Его жесткость и агрессия – панцирь. Всего лишь лживый панцирь.
Я это кожей чувствую.
Сказал – сделал. Никак иначе.
Страшно думать о том, что ночью окажусь в постели с тем, от мысли о ком все тело сводит судорогой.
Развернув одежду, принесенную Артуром, смеюсь в голос. Надеваю снова свое грязное платье и выхожу, не обращая внимания на оглядывающихся вслед мужчин…
– Ты, правда думаешь, что надену это? – Лиса входит в комнату с полуулыбкой, полуяростью на ангельском личике.
– Не понял… – только и могу ответить, нехотя отрываясь от мягкой подушки и усаживаясь на постели в одних штанах и с голым торсом.
Девчонка теряется буквально на мгновение, водя по моему телу и шрамам на груди своим теплым томным взглядом, затем швыряет на кровать полупрозрачные тряпки и выходит из комнаты со словами:
– Оденься, пожалуйста.
Разглядев развратные пеньюары, хватаю свою рубаху, одной рукой надеваю ее, второй беру тряпки и, не обращая внимания на стоящую за дверью Лису, несусь по лестнице, перепрыгивая через ступени.
Увижу Найю – убью мразь!
