– Маргарита… Родная моя… Я только узнал… Случайно… – встав на колени у кровати своей любимой женщины, он целовал её тонкие пальцы. – Как ты, милая?
– Сам видишь… Иван, поэтому я и пришла к тебе тогда… Может, ты моя лебединая песня. Последняя… Люблю тебя… Знай это…
Слезинка замерла на её длинных ресницах, потом, задрожав, медленно покатилась по белой щеке. Сглотнув, Иван осторожно коснулся этой сверкающей капли, стёр её пальцем. Он смотрел на Маргариту горестно и растерянно, не зная, что сказать.
– И я… С первого взгляда… – произнёс наконец. – Тебя невозможно не любить… Ты всё, что мне нужно в этой жизни…
– Встань, Никита может войти, – она поморгала, прогоняя слёзы. – Знаешь, так хорошо, что ты пришёл… Увидев тебя, я на минутку стала счастливой…
Она дала волю слезам, а Иван целовал её мокрые щеки, шепча, что скоро она поправится, и они обязательно будут счастливы.
– Ты только выздоравливай быстрее. Ради меня…
Внезапно Маргарита успокоилась, приложила полотенце к лицу, стирая следы своего горя.
– Послушай. У меня к тебе просьба… Если что, пригляди за Никитой, ладно? Один он останется. Обещаешь?
Он кивнул.
– Но ты не должна такое говорить…
Жестом руки Маргарита остановила его.
– А теперь поцелуй меня и иди… Пусть Никита не видит нас… такими. Иди.
Всю нежность и любовь вложил он в этот поцелуй. Ивану хотелось кричать о несправедливости мира и крушить его, этот жестокий, неправильный мир. Подойдя к дверям, он остановился, чтоб ещё раз взглянуть на Маргариту.
– Иван… На всякий случай, прощай…
Как шелест осенней листы прозвучал её голос.
* * *
Это проклятый, чёрный-пречёрный день начался для Никиты как обычно. Он устроил себе завтрак из трёх классных, с краковской колбасой и сыром бутербродов, которые так хорошо сочетались с большой чашкой кофе с молоком. Ел не спеша, с аппетитом, присущим молодому, растущему организму, параллельно листая учебник истории. Историю Никита любил, и заслуженные пятёрки по любимому предмету всегда красовались в его дневнике.
За голубыми кухонными шторками день разгорался медленно, неохотно, но вдруг – о, чудо! – выглянуло солнце, редкий гость в хмуром ноябрьском Питере. Никита подставил лицо холодным неярким лучам, думая, что это хороший знак. Да, наверное, слова «всё будет хорошо», которые часто повторяли ему – не просто дежурная фраза.
Повеселев, он покидал в подаренный Алинкой рюкзачок учебники и тетрадки, проверил финансы. Хватит, чтоб купить маме апельсинов. Даже если она есть не будет – один только вид их оранжевых бочков немного поднимет ей настроение.
Цепочка маленьких радостей продолжилась и в школе – на уроке истории улыбающийся учитель поставил Никите «отлично» за его рассказ о культе личности Сталина, и Лиля тепло улыбнулась ему, когда он возвращался от доски на место. Теперь остаётся дождаться хороших новостей о маме, и Никита поверит – высшая справедливость всё же существует на земле.
С этой верой в хорошее и доброе он открыл дверь в отделение кардиологии.
– Посиди здесь, сейчас врач подойдёт, – дежурная медсестра поднялась из-за стола ему навстречу.
Удивившись, Никита бросил на неё вопросительный взгляд, силясь прочитать что-то на её лице, но женщина быстро отвела глаза.
Она ушла и быстро вернулась с врачом, с тем самым, немолодым, которому Никита так верил. Остановившись рядом, они переглянулись. Он тоже встал, и оранжевые апельсины мячиками поскакали по коридору, вырвавшись из выпущенного из рук пакета. Но люди в голубых халатах не обратили на это никакого внимания, стояли молча, и от этого зловещего молчания и невесть откуда взявшегося дурного предчувствия у него похолодела спина, словно кто-то сверлил её сзади недобрым взглядом.
