Он любил старые книги, находя в них необъяснимое очарование. Любил на ощупь старую бумагу, более плотную, пожелтевшую от времени, любил перелистывать страницы и рассматривать шрифты, изучать оформление, все эти рамочки-виньетки-иллюстрации. Ведь раньше над книгами трудились настоящие художники, поэтому даже типографское издание с большим тиражом казалось одухотворенным, а не то что сейчас – обезличенная компьютерная графика. Сплошные манекены на обложках.
Не те стали книги, не те…
Виктор Викторович Новиков был коллекционером и специализировался на изданиях пятидесятых годов двадцатого века. Он не гонялся за редкими фолиантами семнадцатого столетия, которые тяжело читать современному человеку. Эти книги хороши только для того, чтобы хранить их под стеклом или в качестве денежного вложения.
А Виктор Викторович любил свои книги читать. Старые тома не являлись для него экспонатами, они были практически друзьями. «Собор Парижской Богоматери» Гюго 1959 года, «Степан Разин» Злобина 1958 года, «Драма на охоте» Чехова 1955 года.
Послевоенное время, только-только заново отстраиваемая страна и такие красивые издания!
Абрам Моисеевич не был бы процветающим человеком, если бы не знал предпочтения своих постоянных покупателей, поэтому, как только появлялось что-то новое и интересное, сразу же информировал.
Звонок раздался, едва Новиков сел в машину и сказал водителю, куда ехать.
– Слушаю вас, Абрам Моисеевич.
– Добрый день, Виктор Викторович. Не отвлекаю?
– Нет-нет.
– У нас появилась чудесная книга. Глеб Успенский «Нравы Растеряевой улицы», 1953 год, как новенькая.
– Любопытно. Отложите пока, я загляну при случае.
– Будем ждать.
Новиков выключил телефон и откинул голову на спинку сиденья. Машина неспешно ехала по московским улицам, периодически застревая в обеденных пробках. В столицу вернулась жара, положение спасал климат-контроль автомобиля.
Виктор Викторович обязательно в ближайшее время зайдет в магазин и, может, даже пообщается с тем высоким кучерявым парнем-продавцом, ее сыном. Женщина, которую Новиков увидел в день фотосессии Платона Кедрова, не забывалась. Он не думал о ней постоянно, не мучился, не изводил себя мечтами – пора страстей осталась позади, но иногда, в самые неподходящие моменты, вспоминал.
Дождливый день, Арбат и силуэт под ярким клетчатым зонтом. Чехол лежал у него дома, порой Виктор Викторович брал его в руки, рассматривал, а потом убирал обратно на полку в коридоре.
В тот день он поднялся к Абраму Моисеевичу, чтобы узнать побольше о незнакомке. Ведь если она мать продавца, хозяин магазина наверняка может что-то рассказать. Абрам Моисеевич хорошо разбирался в человеческой натуре и случайных людей к себе на работу не принимал.
Узнать о том, что женщина, пришедшая проведать своего сына, является вдовой известнейшего ученого и матерью Александра Свиридова, было неожиданно. К такому Новиков оказался не готов. Нет, конечно, предполагал, что она не из обычных спальных районов, но…
Когда Виктор Викторович после беседы с хозяином магазина, обязательного чая и знакомства с только что поступившими новыми экземплярами спустился вниз, ее уже не было. Только два парня-продавца раскладывали старые журналы на низком маленьком столике при входе. Один из двоих ее сын.
