В комнате отца было темно. Он уже лег спать? Но на кухне горел свет. Он сидел за столом: галстук развязан и висит на шее, но пиджак не снят. На столе бутылка коньяка, рядом пустой стакан. Отец мрачно смотрел в окно, за которымгорели огни окрестных многоэтажек.
– Ты в порядке, пап? – Лизу начало тревожить его поникшее состояние.
– Да, вполне, – кивнул он, не отрывая взглядом от стоявшей на столе бутылки.
– Так… зачем это? – кивнула дочка на раскинувшийся возле него минибар.
– А, это, – ожил папа. – Это так, снять напряжение. Устал сегодня.
– Ты же вроде в театре чувствовал себя нормально?
При слове театр папа вздрогнул. Некоторое время он молчал.
– Петр сказал, что Паша не вернулся домой вечером.
– То есть как? – ошеломленно спросила Лиза. – А куда он делся?
Папа пожал плечами и решительным движением открыл бутылку, плеснул себе в стакан, и отпил.
– Пропал и все. Ни записки, ни звонка. Вышел со спектакля и испарился.
– Телефон не отвечает?
– Я же сказал! – рявкнул он, и Лиза вздрогнула. – Пропал, засранец, как в воду канул!
– Как в воду канул… – повторила та.
– За вами нужен глаз да глаз! Чуть что, сразу сбегаете, как коровы без привязи. И чего вам только не хватает?
– Может, двоих родителей, – все так же шепотом заметила Лиза, вспомнив, что и у Паши Бобровского отец, разведенный трижды, воспитывал сына в одиночку.
– Что ты говоришь? Громче, я не слышу!
– Ничего, – ответила Лиза.
– Осуждаешь меня? Считаешь, я опять взялся за старое?
– Я ничего такого не говорила, – оскорбленный тон дочери еще больше задел его.
– Или ты думаешь, что я безалаберный отец, который не может уследить за своими детьми?!
– Да с чего ты это взял-то? Я ни слова об этом не говорила. Устал, так сиди один, нечего на меня орать.
– Да, вы необычные девочки, – нисколько не сбавил тон отец. – И я понимаю, что за вами нужно особо следить. И я не всегда могу это сделать, и не всегда оказываюсь рядом. Но я стараюсь! Хочешь сказать, я не стараюсь?
– Стараешься, – сказала Лиза тихо, глядя в пол. Лишь бы он успокоился, пока Аня не вышла из душа. Ее всегда расстраивают вспышки гнева отца. – Прости пап. Я ничего не хотела такого сказать.
Ее «прости» подействовало на него. Папа некоторое время смотрел на поверхность стола, а потом сказал тихо-тихо.
– Я знаю, вы считаете меня чудовищем. Может быть, вы не признаетесь, но я знаю, в глубине души вы ненавидите меня за то, что я сделал. И я не могу винить вас в этом, – отец отпил из стакана последний глоток и тихонько поставил его на стол рядом с бутылкой. Он потер шею и уставился куда-то вниз, на свои колени. Дочь глядела на него и не могла сказать ни слова. В ванне, где плескалась Аня, шумела вода. Папа с шумом вздохнул.
– Все, что я делал в жизни – пытался сохранить то немногое, что мне было дано. Потратил вагон времени на это. Что ж, старость на то и старость, чтобы избавлять от любых иллюзий.
– Что ты имеешь ввиду? – спросила Лиза.
Отец поднял голову и посмотрел на нее.
– Почему люди уходят и оставляют нас одних? Что, им от этого лучше? Нам лучше? Кому? И если никому – почему так случается?
Лиза чувствовала, что ответа на этот вопрос он ждет не от нее. На лицо папы вернулось привычное выражение отеческой заботы.
– Как погуляли, дочь?
– Неплохо. Скучно немного.
– Хорошо, – кивнул папа. – Давайте заканчивайте с душем и в постель. А я, пожалуй, посижу тут еще.
Он взял бутылку и плеснул себе в стакан еще немного. Лиза отвернулась и пошла переодеваться. Когда они с сестрой закрыли дверь и легли в постель, папа все еще сидел на стуле, держа в руке недопитый стакан.
