На него вдруг нашла охота принять душ, и он, сев на кровати, принялся подтягивать обстановку номера к своему плану. Да, в то кресло он сбросит серый с зеленью, мятый по последней моде пиджак, на спинку набросит потную рубашку. Брюки расстелет на кровати, а в том, в чем останется, пойдет в ванную, кинув по пути в прихожую ботинки. Интересно, закрыл ли он дверь? Он употребил волю и встал на ноги. До бессилия, слава богу, дело еще не дошло, но вялость была необыкновенная. Расправившись с одеждой, он двинулся в ванную, обосновался там и провел в ней около часа, едва не задремав среди пенного легкомыслия. После ванны ему стало легче, он убрал с кресла одежду и, расположив его боком к окну, сел, прислушиваясь к фонограмме расстроенного городского пищеварения. И тут в голове его возник смутный, но дерзкий позыв.
«А почему бы и нет?» – прислушавшись, ответила влажная голова на подпольную работу мысли.
Он вскинулся, оживился, принялся оглядывать номер, будто оценивая поле битвы, затем встал и облачился в брюки и рубашку, после чего покинул номер и спустился вниз. Судя по тому, как сосредоточенность его движений боролась с их же неловкостью, им завладела некая противоречивая цель. Внизу, в холле, он принял независимый вид и стал присматриваться к малочисленной публике. Не найдя среди чопорных зевак того, кто ему был нужен, он перевел внимание на рецепцию. Там за стойкой находились мужчина и женщина, причем на достаточно близком расстоянии, так что задай он вопрос мужчине, его обязательно услышит женщина. Бедный Вова обнаружил все признаки нерешительности. Он явно хотел спросить нечто своеобразное, но не знал у кого. Вот по холлу из одного конца в другой неторопливо проследовал в дежурном ореоле служебных обязанностей администратор, как нельзя более подходящий для удовлетворения священного любопытства постояльцев. Приметив его, Вова сделал было шаг в его пользу, но передумал и остался на месте. Наконец его взгляд наткнулся на прозрачную фигуру швейцара, что нес службу за стеклянными дверями. Вова встрепенулся и двинулся к нему, едва не насвистывая от избытка независимости.
– Бонжур! – приветствовал он швейцара.
– Бонжур, мсье! – приветствовал его швейцар.
– Я здесь живу. Вы можете мне помочь? – с особым выражением произнес Вова, чувствуя, как краснеет.
– Конечно, мсье, – заиграл догадливой улыбкой швейцар, ухватив намек с полуслова.
– Вы правильно поняли! – подхватил догадливую улыбку Вова и тут же успокоился.
– Мсье желает?.. – поощрительно улыбнулся швейцар.
– Что-нибудь худенькое, беленькое и чистенькое из местных…
– Может быть, две?
«Какие к черту две! Тут с одной дай бог управиться!»
– Нет, другие три в следующий раз, – ответил Вова, играя теперь уже фамильярной улыбкой.
– Ваш номер? – склонился к нему швейцар.
– 322.
– И к какому часу?
– К восьми, пожалуйста.
– Мсье прекрасно говорит по-французски, – похвалил швейцар, подтверждая сделку.
– Мсье – потомок французского офицера армии Наполеона, родом из России, – не моргнув глазом, представился Вова.
– О-ля-ля! – почтительно склонился швейцар, не пряча масленых глаз. – Желаю заранее приятного отдыха. К вашим услугам!
– Спасибо!
И они расстались.
Возбужденный Вова поднялся к себе, взял самое необходимое и отправился на прогулку в город, да так успешно, что добрался до Люксембургского сада, побывал в нем, дивясь слепому своему фанатизму прежних дней, и, как ни в чем не бывало, вернулся назад, заметно взволнованный предстоящей встречей с пороком, отодвинувшей в сторону все прочие переживания. На входе в отель швейцар ему улыбнулся. Вова ответил тем же. А почему бы, собственно, и нет?
