– Вот как? О'кей, – понимающе кивнул я.
Мы проехали какие-то склады, гаражи для техники, здания, где размещались секции для детей. Самая большая постройка объединяла под своей зеленой крышей конюшни, мастерскую и, если я правильно понял, сеновал. Склон Кэсинга занимал огромную территорию. В лагере были бассейн, средних размеров озеро, теннисные корты, баскетбольная площадка и футбольные поля, картинг, башня для скалолазания – да еще много чего!
– У вас так много страусов, – сказал я, когда мы миновали один из загонов, – должно быть, дети их очень любят?
– О, да, – сказал Джон горделиво, – мы разводим их ради яиц. Мы продаем их в рестораны соседних городов. Я же рассказывал тебе об этом, когда мы созванивались?
– Наверное, – сказал я неуверенно. Я помнил лишь одно упоминание о местной фауне в нашем телефонном разговоре: Джон предупреждал, что «Склон Кэсинга» окружен лесом, в котором обитает множество диких животных: скунсы, койоты, однажды заходил медведь… «Ничего, ничего, – отвечал я, – я очень люблю животных», – помню, тогда я здорово повеселил Джона.
В конце осмотра он остановился у домика, на крыльце которого Робби со Спенсером перекрашивали белой краской старые деревянные кресла.
– Найдется еще одна кисточка? – спросил Джон.
– Конечно! – ответил Спенсер.
– Хорошо. Андрей, ты можешь к ним присоединиться.
– О’кей.
Я спрыгнул с рэйнджера. Взбежал на крыльцо по неожиданно хлипким ступеням. Спенсер протянул мне широкую кисть. Я взял ее, посмотрел на Джона. Он улыбнулся и кивнул. Удачи.
– Не лучшая погодка для покраски, а? – спросил я Робби, малярившего рядом.
– Пожалуй, – ответил он.
– Красите прямо поверх старой краски, не счищаете ее?
– Нет нужды.
– Понятно. Так ты из Шотландии?
– Ага.
– А из какого города?
– Из Глазго.
– Болеешь за Селтик или Рэйнджерс?
– Ни за кого не болею, не увлекаюсь футболом. А ты, стало быть, из России?
– Ну да.
– Агент КГБ?
– Конечно, – сказал я со смущенной ухмылкой.
Во время работы Спенсер и Робби все больше болтали между собой. Сначала я прислушивался к ним, но они говорили слишком быстро – все слова были размазанные, речь казалась какой-то нечленораздельной. И я сосредоточился на работе. Кисточка легко следовала движениям руки. Я ходил вокруг кресла, закрашивая новые и новые участки. Вдруг крупная капля сорвалась вниз и расплылась ярким пятном по коричневому полу. Я невольно выругался:
– Вот, черт! – и эта короткая фраза, произнесенная на русском языке, странным образом резанула слух, собственный голос показался чужим, металлическим, незнакомым. Я тут же почувствовал, что мир вокруг опять деформируется, как тогда на вокзале – очень необычное ощущение. Все вдруг стало ненастоящим, мощный поток пронес меня по коридору времени и бережно усадил на мягкий диван в знакомой старой квартире. Все, что секунду назад составляло мою действительность, стало лишь картинкой на горящем выпуклом экране телевизора.
Эффект продлился несколько секунд, и вскоре все вернулось обратно. Но трюк мне понравился, поэтому, выждав какое-то время, я чертыхнулся опять – все повторилось: одно мгновенье и ты – лишь сторонний наблюдатель своих заграничных похождений. Но на третий раз фокус не сработал, магия развеялась, да и парни стали коситься то ли с любопытством, то ли с подозрением на психическую неблагонадежность…
Оттерев пятно, я подумал, что надо быть аккуратнее впредь, и снова взялся за работу. Когда история видавшего виды кресла была переписана набело, я, спросившись у ребят, заглянул в домик.
