Фух… Значит, я паниковала напрасно. Со вздохом облегчения я направляюсь к длинному кожаному дивану в углу приемной, непостижимым образом все еще сжимая в руках заветную салфетку с пирожными. Я оглядываюсь вокруг в поисках мусорного ведра, но тщетно. Затем я снова подхожу к стойке регистрации:
– Куда можно выкинуть вот это?
– Давай мне, – отвечает Кирстен. – Я брошу это в мусорное ведро.
Она протягивает руку, и я отдаю ей салфетку, внезапно почувствовав острое нежелание расставаться с этим своеобразным трофеем. Кирстен смотрит на круассаны и булочки в салфетке.
– А что с ними не то? – спрашивает она.
– С ними все в порядке. Возможно, они немного раздавлены. Но на самом деле мне просто некуда их девать.
– Как по мне, так они выглядят очень аппетитно. Давай-ка я сейчас приготовлю кофе и попробую на вкус парочку этих милых булочек. Не хочешь ко мне присоединиться, пока будешь ждать?
После инцидента в кафе у меня сложилось такое предубеждение к утреннему кофе, что я уже готова была отказаться, подозревая, что это какая-то хитрая ловушка. Но когда я увидела искреннее и совершенно лишенное лукавства выражение лица Кирстен, внутри меня что-то неуловимым образом изменилось.
– Почему бы и нет. Я с удовольствием выпью чашечку кофе. У вас есть какие-нибудь тарелки, куда можно выложить эти булочки?
В приемной стоит кофе-машина. Кирстен делает два эспрессо и ставит их на столик перед диваном, захватив с собой еще пару блюдец для круассанов. Затем она присаживается рядом, и мы вместе наслаждаемся французской выпечкой.
Закончив наш импровизированный завтрак, я вытираю крошки с губ и прочищаю горло:
– Тебе что-нибудь известно об этом судебном процессе? Вы уже встречались с обвиняемым?
– Да, уже встречались, – отвечает Кирстен. – Он присутствовал на нескольких последних совещаниях по делу. Такой вежливый, интеллигентный человек. И проходит через такой позор! Не знаю, как у этой девушки повернулся язык предъявлять ему такие нелепые обвинения.
– У этой девушки?
– У жертвы. Так называемой жертвы. У нее, должно быть, нет ни стыда, ни совести, раз она так запросто может разрушить чью-то жизнь, – сокрушается Кирстен. Она уже доела один круассан и принялась за второй.
Прежде чем я успеваю ей что-либо ответить, распахивается дверь в приемную. Я бы никогда не поверила, что Кирстен может двигаться с такой молниеносной скоростью, допивая кофе, убирая тарелки, смахивая крошки с губ и возвращаясь на свое рабочее место с безупречной улыбкой.
Входит Барбара Карлайл. На этот раз я не пытаюсь спрятаться – я гляжу прямо на нее, чтобы как следует рассмотреть. Ростом выше среднего, довольно худощавая, она практически не изменилась за последние десять лет. Только волосы приобрели более стальной оттенок, а вертикальные складки в уголках рта стали более заметными. Я срочно пытаюсь привести себя в порядок, обнаружив на юбке крошки от круассана.
Барбара подходит и встает прямо напротив меня, слегка улыбаясь:
– Сэди, рада видеть тебя на борту. Добро пожаловать. Надеюсь, теперь ты здесь надолго и уже не бросишь адвокатуру, как тогда?
– Гм… Да… Извините за тот раз, так получилось…
– Почему бы нам не пройти в мой кабинет, и я введу тебя в курс дела.
Она поворачивается и проходит через приемную, не дожидаясь, пока я последую за ней. Я машу рукой Кирстен, бормоча по пути слова благодарности, и бегу вслед за удаляющейся Барбарой, пытаясь ее догнать.
