– Угадал, – сделав взмах рукой, подтвердил всклокоченный Макс. – Именно по твою душу я и пришел. У меня к тебе предложение, вполне, на мой взгляд, дельное. Только сначала скажи мне, ты мечтаешь сниматься в кино?
Толстячок не спешил отвечать, огорошенный, видимо, явной несуразностью вопроса.
– Ну, мечтал или не мечтал? – повторил свой вопрос Макс.
– Не-а, не мечтал, – спокойно откликнулся толстяк и продолжил, чуть утрируя армянский акцент: – Меня подобные глупости никогда не занимали. Я кухню люблю, шашлыки-башлыки там всякие.
– Да ладно тебе, Ашот. Не верю, чтобы ты не хотел попасть на экран. Но тебе повезло, – снова активно заговорил Макс, – тебе на голову свалилась удача и…
– Ага, снеговым комом, – буркнул себе под нос Ашот.
– …выпал шанс показать себя. Многие люди всю жизнь мечтают хотя бы просто мелькнуть на телеэкране, а у тебя появилась возможность даже сыграть целую мизансцену. И даже…
– Что-то ты темнишь, Макс, – оборвал друга Ашот. – Говори нормально, что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты снялся в том фильме, над которым мы сейчас работаем, – мгновенно став серьезным, пояснил Макс, настоящее имя которого было Андрей, а совсем не Максим, как многие могли бы подумать. Но этого не знали даже его коллеги. От фамилии Максимов к нему еще в армии пристала кликуха Макс. Она же вновь всплыла, когда он устроился на работу в телестудию мастером по спецэффектам.
– Не понял, а с какого это перепуга?… – немного растерялся Ашот. – У вас что, половина актеров повымерла, что вы вдруг стали выдергивать таланты из народа?
– Да нет, – вяло махнул рукой Макс. – Живы все, мать их. Только вот зажрались малость…
– Ожирением страдают, что ли? – рассмеялся Ашот. – Неужели шире меня стали?
– Все бы тебе шутить, – немного обиделся на друга Максимов. – А у нас проблема. Работать некому. Болезнь всех одолела. Жадностью она называется. Такая гадость приставучая, что прямо сладу с ней нет. И главное ведь – не вылечивается. Представляешь, снимутся, паразиты, в пятиминутной сцене и уже себя Вячеславом Тихоновым или Клавкой Шиффер считают.
– Так это вроде как звездная болезнь, – отозвался Ашот.
– В том-то и дело, что не совсем звездная. Гонорар эти звезды доморощенные просят голливудский, словно бы фильм там снимается, а не в каком-то Желтогорске, где и телестудии по пальцам пересчитать можно.
– Ну и что с того? – все еще не понимал, в чем проблема, Ашот. – За работу и просят. Нынче везде так: хочешь, чтобы классно все сделали, гони бобы.
– Легко тебе говорить, при вашей-то ресторанной зарплате, – страдальчески протянул Максимов, – а у меня смета. Вот выделили на фильм энную сумму, что хошь делай, а в нее уложись. И так все по минимуму расходуем, а все равно не вписываемся. Только еще середина картины, а у нас средств – кот наплакал. Каково тут…
– Нет, но можно же что-то придумать, – начал было успокаивать друга Ашот.
Макс его жест доброй воли, видимо, понял по-своему, а потому мгновенно просветлел и вновь завелся:
– Вот мы и придумали. Заменить часть профессиональных исполнителей второстепенных ролей артистами из народа. Я, думаешь, случайно к тебе забрел, шашлыка поесть? Я же знал, что ты мою проблему поймешь, прочувствуешь и… – Максимов решительно обнял Ашота и, притянув его к себе, что со стороны смотрелось весьма эффектно, добавил: – …не откажешь в помощи.
– Стоп, стоп, стоп, – отстраняясь от Андрея, заворчал Мачколян. – У меня пробки в ушах или ты действительно просишь меня поработать за спасибо?
