Вторая Нина - страница 16

– Еще бы не любить! – восклицаю я. – Да я готова день и ночь не расставаться с моим Алмазом, спать у его ног в конюшне, есть черный хлеб с солью, который он ест…

– Но в конюшне так дурно пахнет! – говорит Тони и брезгливо морщит свой хорошенький носик.

– Пахнет навозом, – преувеличенно громко выкрикиваю я, внезапно выходя из моей обычной застенчивости. – О, это самый здоровый запах, уверяю вас! По крайней мере, от него не кружит голову, как от ваших модных духов… Честное слово!

– Боже! – с самым неподдельным ужасом шепчет Лиза, вперив в меня свои близорукие глаза, вооруженные лорнетом.

Я внутренне хохочу над ними. Душа моя ликует. Заняла гостей, нечего сказать! Долго будут помнить…

Звучные, радостные, ошеломляюще-тревожные звуки вальса наполняют зал. Два казака-офицера из подчиненных князя-отца подходят к нам. Но их опережает Доуров.

– Тур вальса, мадемуазель! – картавит он, расшаркиваясь передо мной.

Я хочу сказать ему, что не желаю танцевать этот дикий для меня танец и что я ничего не умею танцевать, кроме родной моему сердцу лезгинки. Но – увы! – уже поздно! Блестящий адъютант в мгновение ока уже обвил рукой мою талию и, не слушая моих протестов, понесся, увлекая меня за собой по гладкому, натертому воском паркету.

Мои ноги, выделывая какие-то неописуемые антраша, дрыгали в воздухе, стараясь найти себе опору. Мое лицо, красное от гнева, в такт ногам строило гневные и комичные гримасы. Я действительно ничего не умела плясать, кроме лезгинки, несмотря на все старания Люды обучить меня этому трудному искусству. Очевидно, Доуров знал об этом и умышленно поставил меня в глупое и смешное положение – в отместку за брошенное ему в лицо оскорбление.

Вокруг нас сдержанно хихикали, кое-кто открыто смеялся. Дочь горийского судьи, обе барышни-сестрички и прочие полковые и городские дамы, не исключая и насмешницы Тамары, хохотали, закрыв лица веерами.

Наконец, Доуров, вероятно, считая себя вполне удовлетворенным, неожиданно опустил меня на тахту, в самый «цветник» блестящих барышень и дам.

Я увидела сочувственно устремленные на меня глаза, насмешливые улыбки… Я видела, что надо мной смеялись, и душа моя разрывалась на тысячу частей. Но я была слишком горда и самолюбива, чтобы показать себя обиженной и оскорбленной.

Кто-то шепнул поблизости, но настолько громко, что я успела расслышать:

– Бедная девочка… Не хотела бы я быть на ее месте!

О, это было уже слишком!.. Вся моя восточная кровь, кровь лезгинских татар горного Дагестана, бешено закипела и заклокотала в моих жилах. Я вспыхнула до корней волос. Увидев проходившего мимо меня Андро, я крикнула звенящим от волнения голосом, вся дрожа от гнева, оскорбленного самолюбия и стыда:

– Князь Андро! Прикажите музыкантам играть лезгинку. Я покажу им всем, как исполняет свой танец прирожденная татарская княжна Нина бек-Израил!

Вот они, тихие, не́жащие, певучие звуки, полные захватывающей гармонии! Вот она, песня восточного неба, песня глубокой бездны, песня восточной звезды!

При первых же звуках хорошо знакомой и бесконечно дорогой мелодии я вздрогнула и вскочила с тахты. Сорвала со стены бубен, выбежала на середину комнаты и встала в позу. Теперь я уже не слышала насмешливых замечаний, не видела презрительных улыбок на лицах наших гостей. Вся душа моя кипела одним страстным желанием, одной целью – доказать всем им, этим напыщенным, скучным барам, что Нина бек-Израил, это дикое, некультурное, по их мнению, дитя природы, может быть на высоте своего призвания. О-о!..