Утро начинается с боли.
Я открываю глаза, и первое, что чувствую, – тяжесть внизу живота. Тупая, ноющая, тянущая.
Я осторожно кладу ладонь на живот, будто пытаюсь успокоить себя.
Но тревога уже пробирается под кожу.
Я прислушиваюсь.
Тихо.
Рядом лежит Умар, но я сразу понимаю – он ещё злится.
Я не слышу его дыхания, не чувствую привычного движения, когда он обычно поворачивается ко мне во сне.
Он лежит ровно, на спине, руки на груди.
Я знаю, что если пошевелюсь, он сделает вид, что спит.
Раньше всё было иначе.
Раньше, когда я просыпалась, он первым улыбался, тянулся ко мне, касался щеки, шептал что-то тёплым голосом.
Раньше он не мог выдержать и дня, чтобы не позвонить мне, если мы были далеко друг от друга.
Теперь я могу провести рядом с ним целую ночь, и он даже не заметит.
Я смотрю в потолок, глубоко вдыхаю.
В животе неприятно тянет, но это не та боль, от которой нужно паниковать.
Я говорю себе, что это нормально, что так бывает, что я просто устала.
Я пытаюсь убедить себя, что всё в порядке.
Но внутри всё равно тревожно.
Я поворачиваюсь на бок, затаив дыхание, надеясь, что он тоже проснётся.
Что посмотрит на меня.
Что спросит, как я себя чувствую.
Но он просто встаёт.
Молча.
Я жду.
Может, он хотя бы скажет что-то?
Может, заметит, что мне плохо?
Может, вспомнит, как долго мы ждали этого ребёнка, как я боялась, что у нас ничего не получится?
Но он просто выходит из комнаты.
Не оглядываясь.
Я медленно сажусь, обхватываю живот ладонями.
Два года мы мечтали об этом ребёнке.
Два года я ловила каждое изменение в своём организме, надеялась, ждала.
Два года я боялась, что если у нас не получится, он разочаруется во мне.
А теперь, когда всё получилось, когда я наконец ношу под сердцем нашего ребёнка, кажется, будто для него это уже не имеет значения.
Я закрываю глаза, наклоняю голову вперёд, медленно вдыхаю.
Если задержусь ещё на минуту, начнутся вопросы.
Я встаю.
Тело тяжёлое, слабое, ноги ватные.
Но времени жалеть себя нет.
Выхожу на кухню, и всё начинается заново.
– Лейна, ты наконец-то встала, – раздражённо говорит свекровь. – Все уже позавтракали.
– Я неважно себя чувствую…
Я говорю тихо, но никто даже не слушает.
– Ой, только не начинай, – Айшат смотрит на меня прищуренно. – Надеюсь, ты не собираешься лежать целый день?
Я опускаю глаза.
Мне плохо.
Но кому есть до этого дело?
Ставлю чайник, режу хлеб, накрываю на стол, стираю пятна со стола, убираю за детьми.
Ноющая боль в животе не проходит.
Я незаметно держусь за него, пытаясь убедить себя, что это просто усталость.
– Что ты всё за него держишься? – Айшат насмешливо смотрит на меня. – Ты же не первая беременная.
Я не отвечаю.
Мне хочется сказать, что мне страшно.
Что у меня болит.
Что я боюсь, что что-то идёт не так.
Но я молчу.
За обедом Умар по-прежнему холоден.
Он не смотрит на меня.
Не спрашивает, как я себя чувствую.
Я ловлю его взгляд, но он тут же отворачивается, делает вид, что меня нет.
Я опускаю глаза в тарелку, машинально наматываю на вилку кусочек лапши.
Аппетита нет, но я заставляю себя есть.
В доме не принято капризничать.
В доме не принято отказываться от еды.
Я чувствую на себе взгляд свекрови.
– Ты что-то бледная, – произносит она, прищуриваясь. – Беременность – это не болезнь, Лейна.
– Да-да, не хватало ещё, чтобы она в постели лежала, – хмыкает Айшат.
Я прикусываю язык.
Я ничего не скажу.
