— Ты че орешь? — доносится хриплый со сна голос с кровати, и я замираю.
Этого ведь не может быть правдой, да? И голос у него не может быть таким красивым по утрам, да?
Прикрывшись одеялом по самое не хочу и приподнявшись, я смотрю на кровать и вижу ЭТО. Лицо моментально начинает пылать похлеще пламени костра. Испытывая адскую неловкость, я отворачиваюсь лицом к кирпичной стене со все теми же трубами, что и на потолке. Странное сочетание для интерьера, но ладно. Сейчас есть вещи и поважнее. Например, как заставить его спрятать то самое, что я не могу назвать, не заикаясь и не краснея?
— Прикройся, придурок, — швыряю в него упавшую вместе со мной подушку и, слыша заливистый смех хозяина этой страной берлоги, начинаю отчаянно сопеть.
Ну что за несправедливость такая? Вот угораздило меня родиться шибко правильной. И кому от этого легче стало, интересно мне знать.
— А, ты об этом... ну, прости, ничего не могу поделать. Физиология такая.
— Сделай что-нибудь со своей физиологией, — все еще стесняясь смотреть в его сторону, я кутаюсь в легкое одеяло и отправляюсь на поиски своего платья.
— Есть у меня одна идейка. Поможешь? — произносит шепотом, заставляя стадо мурашек устраивать забег по моему телу.
Кто бы что ни говорил, но Артем Арестов явно бог секса. Конечно, я всего не помню, а этот индюк вряд ли сознается в произошедшем, и все же я очень надеюсь, что еще девочка. По крайне мере, трусики остались на мне до утра.
Боже, я надеюсь, что вчера ничего лишнего не ляпнула ему, и наше общение будет проходит как прежде. Он — козел, а я — стерва.
— Пошел к черту! — показав незамысловатую фигуру из пальцев, хватаю с пола платье и ошалело замираю. А где здесь ванная?
— Напротив тебя, — звучит насмешливо прямо над ухом, заставляя взвизгнуть и резко отскочить в сторону.
— Ты что себе позволяешь? — крепче прижимая одеяло к груди, отступаю назад, опустив голову и пряча от него за распущенными волосами пылающие щеки.
— Вчера ты была более сговорчива, — задумчиво наклонив голову набок и почесав подбородок, уже тише продолжает: — А ты хоть что-то помнишь?
Молчу, покрываясь алой краской. Спалили, Штирлиц.
— Ясно, — усмехнувшись, Артем направляется на кухню с поникшими плечами.
Стараясь не обращать внимания на резкую смену его настроения, я разворачиваюсь на поиски ванной. Но то, что вижу, приводит меня в глубочайшее замешательство. Простите, но у меня язык не поворачивается назвать ЭТО ванной.
Аквариум, черт возьми. САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ АКВАРИУМ!
— Это, — тыкая пальцем в прозрачное стекло, за которым скрывается та самая ванная, а еще и туалет с раковиной, вопросительно смотрю на хозяина этой… порнованной?
— Это ванная, ты все верно поняла, — отсалютовав кружкой ароматного кофе, он начинает улыбаться словно кот, наплакавшись сметаны.
Козел!
— А можно как-то, — затыкаюсь, не представляя, как здесь спрятаться. Да я даже писать не смогу нормально, зная, что он будет смотреть. А он будет, потому что это он.
— Не можно, — и лыбится, козлина.
Вздохнув, нехотя прохожу внутрь, кое-как сдерживая поток слез. Впервые за долгое время мне хочется плакать так, чтобы он видел и чувствовал себя виноватым. Но, увы, с детства приученная, что плачут только слабаки, я незаметно избавляюсь от слез.
— И как прикажете писать, мистер-смотрите-все-на-меня? — вырывается из меня злобно.
Посмотрев на белого друга, в очередной раз перевожу взгляд на Артема. Ну должен же он сжалиться и что-то придумать? Не может же он быть таким извергом.
