Неужели я настолько потерял его доверие, что он не хочет видеть родного сына? Я знаю, я во многом виноват, но главное ведь то, что я готов взяться за ум и начать исправлять ошибки, что совершил не думая. И плевать, что их чертовски много, я готов положить жизнь, лишь бы родители вновь мною гордились.
— Я исправлюсь, пап, — обещаю впопыхах и ставлю на барную стойку кружку с недопитым чаем. Сейчас он кажется мне горьким, как моя жизнь.
— Я не это хотел сказать. — И снова я слышу родной смех, согревающий давно заледеневшую душу. — Приезжай, конечно. На самом деле я собирался сказать, что наш дом — это твой дом. Всегда, Артем. Что бы ни случилось.
— Спасибо, папа.
Попрощавшись с отцом на доброй ноте, я надеваю серые пижамные штаны в английскую клетку и заваливаюсь спать. Красочные картинки счастливого настоящего преследуют по пятам на протяжении всего сна. Все настолько красиво, что мне не хочется открывать глаза и тем более подниматься с любимого ложа. Но странная вибрация под подушкой то и дело заставляет ворочаться и постепенно возвращаться в реальность.
Сквозь остатки сна шарю рукой под подушкой в поиске исчадия ада, которое мешает спать. Натыкаюсь на что-то тонкое, прямоугольное. На ощупь напоминает телефон, да только мой со вчерашнего вечера валяется на тумбочке. Не могу же я ночью лунатить? Или могу?
Резко распахнув глаза, достаю находку и начинаю крутить ею перед лицом. Бирюзовый задник, забавный брелок в форме маленького серебристого самолетика и ни одной мысли, чьим он может быть. Почти ни одной. Что-то похожее я видел у Полины.
Телефон снова начинает безжалостно вибрировать, на экране всплывает фотка кучерявого парня. Крепче сжимаю его в руке, желая раскрошить, как песочное печенье. Кто бы мог подумать, что звонок кучерявого в десять утра будет меня так сильно злить.
Отшвырнув от себя сотовый, резко подрываюсь и собираюсь на пары. Несмотря на разгульный образ жизни, учебу без уважительной причины я стараюсь не пропускать. А то, что нет первых двух пар, так это вовсе не моя вина.
Схватив ключи от сестричкиной тачки, беру свой телефон и тянусь за полинкиным, когда на экране всплывает сообщение от кучерявого.
«Давно хотел сказать, да случай не подворачивался. Последняя статья, где ты повесила на Арестова отцовство, — бомба. И все…»
Голова начинает нещадно шуметь, шестерни усердно скрипеть. Закрываю глаза и напрягаю память, пытаясь понять, о какой статье идет речь. Что несет этот кучерявый, и как с моим мнимым отцовством связана Полина.
Психанув, снимаю блокировку, к счастью, никакого пароля здесь нет, и нагло вламываюсь в сообщения.
«Давно хотел сказать, да случай не представился. Последняя статья, где ты повесила на Арестова отцовство, — бомба. И все же, может, хватит уже? Поверь, рано или поздно он сопоставит факты и поймет что ты — это Оливия Уайлд. Он уничтожит тебя, Полина».
— Как точно ты сказал, кучерявый, — шиплю, покидая лофт.
20. Глава 20
Артем... или гнев сильнее любви...
На улице дождь. В душе не лучше. Ощущение сырости и промозглости даже внутри.
Крепко сжав ее телефон, поднимаю голову и утыкаюсь взглядом в лобовое стекло. Из-за дождя, что нещадно льет плотной стеной, ни черта не видно. Ни единого силуэта, выползающего из универа. Может, оно и к лучшему. Не уверен, что, увидев ее, я смог бы удержаться от сиюминутной расправы.
Порывистый шум ветра немного приглушает гамон мрачных мыслей, не позволяет окончательно увязнуть в навязчивой идее отомстить. Капли дождя разбиваются на маленькие частички из-за столкновения с крышей автомобиля, словно хрустальная ваза, и мне слышится грустная музыка.
