– Кого ты тут соблазняешь? Давай попробуем иначе…
Я выпрямилась и приготовилась отпустить колкость, но прикусила язык; бог деликатно подошел со спины, зафиксировал приклад у моего плеча и поддержал мою руку на цевье. Благодаря подножке наши головы находились вровень. Его грудь периодически соприкасалась со спиной, вызывая внутри болезнетворный солнцеворот. Я попала в мишень три раза из восьми, и каждое мое «в яблочко» сопровождалось светомузыкальным представлением: сияли разноцветные лампочки, переливаясь на наших с Яном лицах, Меркьюри пел что-то про свободу или безвозмездность5. Перевести не могла, но звучало круто.
Смирившись с поражением, мы покинули тир после еще одной попытки. Довольный выполненной работой, Ян пригласил меня в кафе.
После обеда жара спáла. Я заметила, что, невзирая на летнюю погоду, закат наступал уже после четырех часов. По календарю ночь еще превалировала над днем. Наша «команда» шагала по пыльным асфальтовым дорожкам. У фонтана под названием «Дружба народов» мы остановились на привал. Позолоченные девушки в традиционных костюмах советских республик застыли в хороводе вокруг снопа пшеницы, из которого били белоснежные струи. Напарник сел на край фонтана и, зачерпнув воды, попытался окатить меня, но я вовремя увернулась.
– Сколько тебе лет? – спросила я устало, как мама на прогулке с непослушным ребенком. – Ноль?
– Уж явно побольше, чем тебе, – честно ответил Ян и вытер мокрую ладонь о блузу. – На Инитии я только-только перешагнул совершеннолетие. Считай, что мне около двадцати одного по твоим меркам.
Яснее не стало. Так или иначе, возрастной пропасти между нами не ощущалось, словно Яну действительно стукнуло не больше двадцати. До тех пор, пока в игру не вступали духовно-магические выкрутасы, я не акцентировала внимание на иноземном происхождении напарника.
– А Инитий…
Мой собеседник хмыкнул и, быстро найдя маску на замену, прищурился:
– Кстати… Что, конечно, вовсе не кстати! Я тут подумал о кулинарном шедевре, венце человеческих блюд, который ты обязана попробовать. Вкус напоминает картошку, но слаще.
– Попробуй батат. Мама делала из него пюре, когда я была маленькая. Редкостная дрянь, но похоже на сладкую картошку или тыкву.
– Тыква и батат… – изрек напарник, будто пробуя слова на вкус. – Заметано. Дадим им шанс.
* * *
На ипподроме проходили вечерние занятия по верховой езде: дети верхом на пони выполняли упражнения по выездке под пристальным наблюдением тренера. С трибуны открывался удачный обзор на манеж. Согревая ладони дыханием, я переводила взгляд с бодрого галопа пони на тренера в центре, которая отдавала команды воспитанникам, покручивая стек6.
Мама спала и видела меня спортсменкой – остановила свой выбор на верховой езде. Когда мне стукнуло десять, она поделилась со мной планами, отыскала домашний номер телефона какого-то первоклассного тренера и договорилась о первом занятии. Я загорелась идеей: смахнула пыль с Барби-всадницы, расставила на полочке фигурки разноцветных пони, целыми днями не отрывалась от телепередач про конный спорт.
Но папа оказался против: он боялся, что я получу серьезную травму, как его двоюродный брат, который подростком свалился с лошади, потерял сознание и не пришел в себя. Глотая слезы после категорического отказа отца, я выбросила игрушки в мусорную урну и содрала со стен плакаты с конной тематикой. До пубертата я не вспоминала об инциденте, тяга к верховой езде постепенно сменялась новыми страстями. Однако давний конфликт вбил клин между мной и папой. Образовал трещину, которая росла по мере моего взросления, и к концу его жизни превратилась в пропасть.
