– Класс!
– Здорово, тёзка! – протянул руку Юрий Кириллович. – Вчера только о тебе говорил с вашим деканом. Хвалит. Говорит, что диплом ты задумал интересный.
– Вот как раз, Юрий Кириллович, хочу посоветоваться.
– Ну пошли на балкон, покурим.
– Вы же вроде давно уже бросили.
– Ну да, бросил, сигарет у меня нет, поэтому ты угостишь. Что там у тебя? Воспользуемся, пока холостякую.
Они отворили сияющую пластиковой белизной балконную дверь и вышли на свежий воздух, если так можно сказать о воздухе вечерней Москвы. Впрочем, Юрий Кириллович всегда полагал, что выхлопы автомобилей рассеиваются, пока поднимаются к этому балкону под самой крышей высотки. И в этом видел большое преимущество своей мастерской. Эх, если бы не «курец» с нижнего этажа.
Внизу столица, закончив трудовой день, устало расползалась по жилым окраинам. Метро заглатывало пёстрый поток москвичей. По широкой мостовой от центра к МКАД слабым пульсом проталкивались вереницы разнокалиберных машин. Крыши домов устало прощались с солнцем. Уж так оно их утомило своим жаром. А всё же не стоит демонстрировать какую-то обиду: ночи хватит, чтоб остыть, а с утра пусть опять греет. Всё же лучше, чем дожди. Особенно для тех крыш, что протекают. Вон они плоскими бестолково-серыми рубероидными заплатами смотрят в небо. Будто из своеобразной гигантской мозаики выпали куски яркой смальты, образовавшиеся пустоты замазали цементом – и вся недолга. Возиться ещё! А уникальное поднебесное панно, гордость великого города, утратило свою художественную ценность. Своему приятелю – архитектору Коле Коломийченко Юрий Кириллович так и выдал однажды:
– Твой этот собрат, что придумал эти эрзац-кровли, полный болван. Или жлоб, что скорее всего, ибо себе-то он был на уме. Хорошую, видно, премию хватанул за дешевизну, но дешёвка она и есть дешёвка.
Юра Пивоваров щёлкнул зажигалкой. Закурили.
Закат подсветил редкие большие кучевые облака, и они нависли над крышами розовым зефиром. А в прорехах между ними небо зажглось таким алым огнём, что, казалось, в предместьях Москвы занялся нешуточный пожар.
– Как ты думаешь, это к дождю? – затянулся сигаретой Юрий Кириллович.
– Я думаю, к ветру, – со значительным видом опытного метеоролога ответил Юрка.
– Красота! – причмокнув, вздохнул Юрий Кириллович. – Великая у нас с тобой профессия, Юра, красоту защищать.
– Как это, защищать? – удивился Юра.
– А вот так! Работой своей, делом своим, всем своим творчеством истинную красоту отстаивать, утверждать, а значит, защищать.
– Точно! – восторженно согласился Юрка. – Как вы верно сказали, Юрий Кириллович! Как верно!
– Спасибо, дорогой!
– Задумал я, Юрий Кириллович, на диплом фигуру в два человеческих роста.
– Не сомневался, что ты по-крупному замахнёшься. Кого же это ваять собираешься?
– Заратустру.
– Ницше?
– Ну да. Он на охоте. Присел на одно колено. Обнажённая фигура. Только в руке сжимает нож. На голове шапка в виде хищной птицы. Налитой каждый мускул. Герой-победитель, Венец природы. Торжество силы.
В это время на нижний балкон выкатился сосед-толстяк. Закурил, и дым от его сигареты, как всегда, потянулся прямо в нос Юрию Кирилловичу.
– Ну это понятно, понятно. А в чём проблема. Что от меня-то ты хочешь? Задумку одобряю, действуй.
– Мне нужен ваш натурщик.
– Ну вообще-то пока он только у меня работал. Но, думаю, если заплатить нормально…
– Он как к обнажённой-то натуре? Так, чтоб полностью. Ну, как положено на скульптуре.
