1. В детстве меня схоронила от этого мама
Я явственно помню тот последний день моей яркой, стремительно и ничем не омрачаемой жизни.
Вверху, надо мною, плыли чёрные, безликие ветки деревьев, а вместе с ними плыло всё: кресты, стволы и, точно яичной скорлупой, обсыпанные снегом могилы…
Я никогда не была на кладбище. В детстве меня схоронила от этого мама, а потом?.. Потом как-то и не случалось, чтобы кто-нибудь умирал. А если и умирал, то обстоятельства всегда складывались так, что именно в этот день на меня сваливалось неимоверное количество дел, и при всём моём великом желании я не успевала приехать.
Наверное, вы удивляетесь, почему «великом». Здесь я грешна! Меня, как писательскую душу, всегда интересовал вопрос встречи жизни со смертью. Будучи наполовину язычницей, я относилась к последней как к неизбежной участи бытия, к тому, без чего гармония в мире была бы непредставима.
Вы только представьте, какое желание власти и страсти явилось бы в каждом из нас, если бы мы только знали, что мы – бессмертны?!. И лишь одно праздное любопытство и вечная жажда ещё не испытанных впечатлений, а вовсе не стремление с кем-то печалясь проститься, влекло меня на таинственные погосты.
Вы только не подумайте, что я вовсе не видела кладбищ!
Раньше мне очень нравилось бродить среди всяких надгробий: разглядывать кресты и надписи на пустынном Донском; а на Ваганьковском читать стихи под торжественным бюстом Есенина или готовиться к экзаменам по истории русской словесности на заброшенной могиле Даля. У меня даже были друзья, которые тоже обожали бродить в окружении бессмертных могил,
Помню: мы как-то целый день провели на Новодевичьем. Общались с местными кошками, смотрителями, начальником тюрьмы, ставшим при выходе на пенсию начальником кладбищенской охраны. Он же с неистребимым удовольствием рассказывал нам о том, к кому ходят, а к кому не ходят из недавно почивших знаменитостей их земные родственники, коллеги, друзья… какие могилы пользуются любовью у посетителей, а какие забыты. И оказалось, что каждые ходят к своим: спортсмены к спортсменам, писатели к писателям, архитекторы к архитекторам, и только люди далёкие от всяческих каст – к политикам и артистам.
А был случай: я испугалась, когда, придя ранним утром на могилу Зинаиды Райх (теперь и сказать не могу, что меня туда привело в столь странное время), увидела курточку… Просто курточку… Просто лежащую на камне… И вдруг меня обуял такой страх, что я стремглав понеслась к выходу.
А по дороге мне встретился гробовщик: худой, высокий, будто бы весь испачкавшийся в земле, и с засаленной землёю лопатой. Такой, каким и полагается быть гробовщику. Страх увеличился, и меня вмиг стало трясти так, что я и сейчас отчётливо помню, как дрожали на бегу мои руки и ноги.
Только потом от всего этого мне было смешно. С великой гордостью рассказывала я своим знакомым, что многих в жизни вещей не боюсь, а вот курточки и гробовщика испугалась.
Но я не об этом, а о том, что никогда в жизни до этого даже не предполагала, что значит НАСТОЯЩЕЕ КЛАДБИЩЕ.
ТАКОЕ КЛАДБИЩЕ, от которого отнимаются ноги.
* * *
Я и теперь не могу понять, как тогда смогла выстоять на белом полотне, точно сонная артерия пересекающей некрополь дороги.
Всюду от неё вздыбленными венами отходили огибающие многочисленные погосты тропинки, а совсем вдали виднелись чёрные, резные ворота кладбища – ворота из мира «да» в мир «нет».
