Вторник. №26, июнь 2021 - страница 3

Какая, ребята, в «ярости вулкана» мощь! Как в ливне. Она сотрясает печку от основания до трубы. Это уже не треск, а симфонический оркестр. А ещё «ярость вулкана» красива. А красота спасёт человечество. Ну, может, не всё, но пятерых точно. А может, и шестерых. «Ярость вулкана» трещит, как кость в челюстях Ричарда. До Африки с танцами рукой подать. Я говорил, что принесу вам пользу. И принёс. Жить будем, ребята.

Грянет вот-вот весна, и крутящиеся в космосе Жарки вернутся на родной холм. А через пару месяцев приедут Андрюша с Сашей. И утром мы отправимся на велосипедах за строчками. И завтра утром отправимся. И послезавтра. А послепослезавтра, когда я скажу: «Ребята, нас ждут великие дела!», то услышу от Андрюши: «Никаких грибов!» А Саша постучит пальцем по лбу.

Кстати, «ярость вулкана» оказалась несовершенна. Слишком она яростная. Часа два надо сидеть перед печкой, читать графоманский «Неман» и подкармливать её вовремя горбылинами. А то «ярость» может и сдохнуть.

Зато вы узнали, ребята, как выглядят куры из «Светофора».

И как починить дырку в валенке.

И как не угореть.

И как сосуществовать с буханковыми мышками.

И как улетают Жарки в космос. До весны.

А главное, ребята, главное – вы теперь умеете правильно взвешиваться.

Горы

Гордыми сынами равнин вздыблены горы. С высоты небес молчаливо защищают они раскинувшиеся внизу просторы, храня под спудом тысячелетий тайны мира, и умудрённые дубы на их склонах шепчут свои легенды. Плача родниками, горы посылают свежесть полям, рассыпающим по своей груди маленькие точки фантазий, благоуханием поющим благодарственную песню напоившим их вершинам. Туман, обнимая великанов, с осторожностью снежного барса подкрадывается к прибрежной равнине, медленно обнюхав её, боясь наступить на беззащитные цветы, вытянув шею, ползёт согреться морем и, уходя от берега, тянет за собой землю, прорезающую волны, выводя в синеву громадины зелёных айсбергов.

В горах спокойно. Степенно стоит хвойный лес, освежают путника буки, изящно выпрыгнет каштан из колючих объятий, падая отозвавшись низкой нотой; и тут же, на шёлковом ветру, все деревья – старцы, юноши, девы – начнут услаждать взор изящным танцем тысяч наложниц. Горы строги и добры; их добротой пользовались разбойники, скрывая тёмные дела, это та безграничная доброта, которая у людей считается за глупость. О, если б не эта сердечность, разве зло могло бы найти опору?

Волшебным твореньям – обиталищам богов и мифических героев – неутомимым многоголосьем поют оды крылатые курьеры неба: старый тетерев, усевшись на заботливой черёмухе с сочными побегами, призывает подругу насладиться трапезой; кряхтит уютно устроившийся в зарослях папоротника маленький вальдшнеп; потряхивая красной шапкой смешно бежит за муравьями зелёный дятел; испуганный улар планирует в ущелье и оттуда переливающимся свистом предупреждает сородичей. И каждому дарован звук.

Если бы не горы с их непостижимостью, притягательностью, непобедимой мощью, разве человек признал бы природу сверхъестественной силой; он выкосил леса и превратил их в поля, поля в пустыни, а пустыни в оазисы, заарканил реки, осушил, сковал море, и творец всего этого ничего не смог поделать с горами – ни сравняться с ними, ни победить – и сумел всего лишь огрызнуться.

Подъём в горы схож вхождению в Храм – шаг, открывающий иной мир; вьётся вокруг аромат миро, заполняет всё нутро, от чего тело ощетинивается мурашками. Старые люди говорят: «На поднимающегося в горы обязательно хоть маленький дождик, но накрапает – так они благословляет путника». Туман обовьёт, обнимет, как давно не виденного братца, привечает, приглашает к себе, идя впереди, хвастаясь своим хозяйством, жилищем, садом, в ожидании угощения усадит под огромным орешником, предлагая дикие плоды, напоит чистой, как душа исповедовавшегося, родниковой водой. Но порою горы встречают негостеприимным, жадным хозяином; подложат под ногу скользкий от подлесной сырости камешек или лавину с себя стряхнут; переменчивый у них характер, впрочем, как и у всех великих. Они учатся друг у друга, люди у гор гордости, а те у человека подлости.