Кто еще и за какие прегрешения находится в одной со мной камере меня не интересует вообще никак. Не мозолят глаза, не лезут с просьбами, не пытаются рассказать о своей нелегкой судьбине – вот и хорошо, пусть и дальше так же поступают.
Не заметил как мое сознание из состояния расслабленной задумчивости перетекло в режим глубокого сна.
Веселое застолье на просторной светлой веранде дедова дома. На дворе начало лета. Яблони в цвету, кругом зелень и пестрое разноцветье. Запахи из распахнутых настежь окон одуряющие. Птицы и насекомые летают туда-сюда. На душе спокойно и весело.
За большим столом сидим всем нашим дружным семейством: помимо меня, дед с бабушкой, отец, мама, младшие сестра и брат. На столе самовар бабушкины пироги с разнообразной начинкой, вазы с конфетами и фруктами, чашки с недопитым чаем.
Какой-то частью своего сознания понимаю, что моих родных бабули и деда давно нет на свете, но вопросов не задаю, если они здесь, значит, так нужно.
В руках у меня аккордеон, дед с гармошкой, бабушка с детским барабаном на коленях, братец отчего-то отрастил пейсы, напялил на тыковку кипу и вибрирует на скрипице, сеструха наяривает на балалайке, батя не лабает, только поет. Исполняем «Хас-Булат удалой» не под привычный русскому уху мотив Агреньевой-Славянской, а отчего-то под мелодию гимна Соединенных Штатов Америки:
«Хас-Булат удалой!
Бедна сакля твоя;
Золотою казной
Я усыплю тебя.
Дам коня, дам кинжал,
Дам винтовку свою,
А за это за все
Ты отдай мне жену…
Забавно так получается, я бы сказал даже патетично. Я веду аккордами основную тему, бабушка замечательно работает на барабане (куда там до нее самому продвинутому ударнику с профессиональной установкой), брат с сестрой и дедом импровизируют. Получается здорово. Откуда-то из-за моей спины нам подпевают детские голоса. Однако обернуться и рассмотреть племянников что-то постоянно мешает.
Ты уж стар, ты уж сед,
Ей с тобой не житье,
На заре юных лет
Ты погубишь ее.
Под чинарой густой
Мы сидели вдвоем,
Месяц плыл золотой,
Всё молчало кругом…
Не успели мы допеть песню, как уличная дверь распахнулась во всю ширь, из дверного проема на веранду хлынули потоки ярчайшего света, смотреть на который незащищенными светофильтрами глазами было тяжко, но я по какой-то непонятной самому себе причине все-таки не отрывал глаз от загадочного свечения. Поначалу мне подумалось, что где-то далеко рванул термоядерный боеприпас огромной мощности. Именно так я себе представлял Третью Мировую, о которой в последние годы моего пребывания на той Земле каждый день талдычили с экранов телевизоров разного рода эксперты, и от которой мне все-таки удалось удрать в параллельную реальность. Надеюсь, там она все-таки не началась и никогда не начнется, иначе всем наступит полный и окончательный трындец.
Интенсивность свечения не ослабевала. Вскоре мне показалось, что из этого ярчайшего светового потока должно вылезти что-то весьма ужасное, опасное исключительно для меня. В какой-то момент мне все-таки удалось рассмотреть кошмарную фантасмагорическую фигуру монстра. Жуткий страх коснулся ледяными пальцами моего сердца, хотелось закричать, но горло перехватил спазм и я… проснулся.
Не сразу сообразил, что нахожусь в общей камере следственного изолятора Боровеска. Вокруг неестественная для этого места тишина. Я бы назвал её мертвой. Здесь ждут приговора суда более полутора десятков сидельцев, которые априори не способны вести себя так оглушительно тихо. Да, да, я не ошибся, полная тишина била по башке хлеще любого хард-рока или металла. Даже ночью тут постоянно кто-то храпит, кашляет, выпускает из кишечника газы, что-то бормочет во сне. И вдруг ни с того, ни с сего мертвецкая тишина. Нет, тут что-то не так.
