Но эта версия (особенно в совместных мемуарах) также раскрывает серьезное опасение Белого дома относительно последствий возможного коллапса «сильного центра» в Москве и соответственно готовность помочь его сохранению. Госсекретарь Джеймс Бейкер даже настаивал на том, чтобы Соединенные Штаты «сделали все, что мы можем, чтобы усилить центр». Единственным несогласным, постоянно выступавшим за распад Советского Союза, был министр обороны Чейни.
Несмотря на сделанные задним числом разъяснения, Буш в своей речи, обращенной к украинцам, по сути, одобрил проводившуюся в Советском Союзе реформу и даже пытался убедить своих скептически настроенных слушателей – «она обещает, что республики будут сочетать бо́льшую автономию с более свободным взаимодействием – политическим, социальным, культурным, экономическим, а не стремиться к изоляции». Признав достоинства «большей автономии» (но не независимости), Буш заверил растерянных украинцев, что Америка намерена «развивать бизнес в Советском Союзе, включая Украину». В заключение президент, обращаясь к аудитории как к «советским гражданам, стремящимся создать новый социальный договор», заверил, что «мы объединимся с этими реформаторами и вместе пойдем по пути, ведущему к тому, к чему мы призываем, энергично призываем, к новому мировому порядку».
Речь ненамеренно показала суть стратегии и инстинктивные устремления, определявшие поведение Буша. Его ориентация на статус-кво, к тому времени значительно отставшая от событий, привела к игнорированию чувств аудитории, ожидавшей от него понимания и поддержки, но встретившей холодный прием. Эта речь, несмотря на более поздние разъяснения, по существу была сильным и явным аргументом в пользу сохранения Советского Союза и, следовательно, была против украинских устремлений к независимости.
К счастью, она не стала последним словом. Вскоре события вышли из-под контроля Буша и Горбачева и лишили эту речь всякого значения. Через несколько дней провал путча против Горбачева, организованного советскими сторонниками жесткой линии, вызвал стихийное движение к независимости, и Соединенные Штаты не могли уже больше оставаться в стороне. Украина провозгласила независимость, и у администрации не было иного пути, кроме как поддержать ее. Грохот развала Советского Союза начался с решительной серии выступлений Балтийских республик. С явным нежеланием Горбачев все-таки признал эту реальность в начале сентября, и Соединенные Штаты, предупредив Москву, что не могут больше ждать, немедленно признали независимость Балтийских государств.
Одним словом, политические события намного обогнали политические решения. Этот разрыв еще больше усилил неопределенность развития ситуации, и те, кто принимал политические решения, сами оказались в плену событий. К концу 1991 года Горбачев и Советский Союз стали историей. Борис Ельцин и урезанная Россия (примерно с 70 процентами прежней территории СССР и 55 процентами населения) теперь должна была получить помощь, чтобы выбраться из-под обвала, который с удивительно малыми проявлениями насилия сразу разрушил идеологию, имперскую систему, амбиции глобальной атомной державы и некогда жизнеспособную тоталитарную структуру.
Теперь администрации Буша было необходимо убедиться в том, что советский ядерный арсенал не попадет в ненадежные руки государств-наследников, на территориях которых он размещался, и не допустить, чтобы это «выпущенное на волю» ядерное оружие оказалось проданным и исчезло где-нибудь за границей. В последний год президентства Буша главное внимание американская дипломатия уделяла непростым переговорам с независимыми Украиной, Белоруссией и Казахстаном относительно передачи всего этого оружия России. Этот вопрос потребовал много времени и больших усилий, и команда Буша занялась им энергично и искусно, используя престиж Соединенных Штатов, возросший до небывалого уровня в результате кончины Советского Союза.
