Как кошмарный сон мелькают бесцветные воспоминания. Такие ужасные… мамина сгорбленная фигура, лицо в ладонях, мучительное ожидание… эмоции на пределе…
— Ты хоть что-то еще можешь пояснить?
— Ей сделали операцию после рождения. Это было необходимостью. Сердце неправильно гоняло кровь.
— Сейчас какая-то опасность есть?
Металл в мужском голосе не позволяет отмахнуться полностью.
— Сейчас все хорошо, но врачи говорят ее беречь. Щадящие спортивные нагрузки и все такое, — на самом деле, там много чего, но зачем это Адаму сейчас… если захочет — как-нибудь в другой раз расскажу. А сейчас меня слегка пугают плотно сжатые челюсти и недобрый огонёк в глазах.
— Ты мне не хотела об этом говорить?
Я даже Леше ничего не рассказывала. Мужчина знает лишь облегченную версию: у дочери небольшие проблемы с сердцем, нужно наблюдать. Все.
— Если ты через три месяца забудешь о ее существовании и начнёшь устраивать свою жизнь, к чему лишние разговоры? Наши проблемы… они только наши.
Он горестно прикрывает глаза и отворачивается на пару секунд. Пытается восстановить душевное равновесие. Понимаю, тяжело мои слова воспринимать.
Подбородок Адама недовольно выдвигается вперёд, а сам мужчина приближается вплотную. Он выше меня и теперь опасно нависает. Цедит сквозь зубы:
— Юля, — прерывисто выдыхает, — прекрати так себя вести. Я о дочери не забуду. Как бы тебе этого ни хотелось. Я хочу все знать о ней. Особенно то, что касается здоровья. Особенно проблемы в этом плане. Особенно если я могу помочь.
— Я тебя услышала. Если ты чем-то сможешь помочь — узнаешь об этом первый. Мне кажется, тебе пора.
Адам хмурится. Я вижу, он еле сдерживает эмоции. Я подумаю, в какой форме и что ему открыть. Возможно, копии медицинских заключений сделаю. Возможно, просто кратко расскажу ему подробности… А возможно, я и так все делаю правильно…
— Как конкретно сейчас обстоят дела? Вы регулярно показываетесь врачу?
— Да. Она живет обычной жизнью. Как все дети. Не считая некоторых ограничений.
— Она хочет заниматься танцами. Это запрещено навсегда? Ей вообще серьёзные физические нагрузки противопоказаны?
— Нет. Я просто слегка ограничиваю. Но приятно, что ты интересуешься ее увлечениями.
— Есть причины переживать даже сейчас? — настаивает. Он очень взвинчен. Удивительно, как резко он воспринял известие о болезни дочери.
— Причин нет. Но меры предосторожности никто не отменял.
Я уже вроде как свыклась с мыслью, что Адам так или иначе будет присутствовать в жизни дочери. Мне бы, конечно, не хотелось с ним пересекаться на постоянной основе… но если ему очень уж хочется и он так активно настаивает…
— Юля. Я хочу, чтобы ты понимала. Аня не только твоя дочь, но и моя. Если ты будешь это отрицать потом и способствовать тому, чтобы наше общение с ней сошло на нет…
— Успокойся. Не буду. Общайтесь, — спокойно проговариваю прямо в его лицо. И… готова поклясться… ощущаю жар его дыхания. На своей щеке. — Ты все выяснил? — отворачиваюсь.
— Самое важное. Что ее жизни и здоровью сейчас ничего не угрожает. Правильно?
— Правильно, — опускаю глаза в пол. Не хочу встречаться с ним глазами. Он столько всего пропустил… Столько всего произошло в нашей жизни… Кажется, что Адам просто человек с улицы. Абсолютно чужой для нас. И неважно, что несколько лет назад я принадлежала ему полностью. А теперь, пожалуйста, уезжай.
— Спасибо, что врать ей не стала про папу космонавта. Или поливать грязью.
