– Клопп? – хозяин дома был в изумлении. – Что ты тут делаешь?
– У него во рту кляп, – ответил я. – Вчера этот молодчик подслушивал под нашей дверью, а когда его поймали, признался, что докладывает о всех ваших делах виконтессе.
Любитель лошадей побелел, потом покраснел и явно собирался разразиться некой тирадой, но я быстренько прервал его:
– Нам придется взять его с собой, – оскорбленный хозяин дома воззрился на меня в недоумении. – Или убить.
– Что ж, – вздохнул виконт. – Поедет в повозке, грузом. Лишних верховых у меня сейчас нет.
Камил поставил Клоппа на ноги, снял путы, вынул кляп и подтолкнул к купальне:
– Пять минут на все, хлеб получишь в повозке. – Пленник закивал в ответ и немедленно скрылся за дверью.
* * *
Утренняя прохлада еще не сменилась зноем дня, когда мы выехали за пределы поместья. Я наслаждался свежестью. Все же вокруг царило лето и каждая частичка моего тела радовалась теплу, солнцу, простору отличному от духоты парадных залов.
Широкополые шляпы скрывали наши лица, а просторные полотняные халаты с разрезами – фигуры. Виконт выделил нам крепких мохноногих лошадок, они не отличались особой резвостью, но могли долго держать заданный темп рысью.
Наблюдая за табунщиками, одетыми в такие же шляпы и халаты, как и мы, я понял, что такие поездки случаются довольно часто. Все действовали слаженно, без суеты. Наша тройка замыкала табун, чуть дальше пылила крытая парусиной повозка.
Гнедые жеребчики-двухлетки резво бежали, стуча по пыльной дороге нековаными копытами. Направлял караван сам хозяин. Через полчаса мы свернули с дороги в лес и до обеда неспешно ехали в густой тени берез.
Обедали мы на просторной поляне. Стреноженные кони мирно паслись, а табунщики спокойно развели костер на старом кострище. Кашеварил молодой парень с длинными соломенными волосами, заплетенными в сложную косу. На лбу волосы придерживал витой шнурок.
Я присмотрелся к парнишке: остальные табунщики стриглись довольно коротко, у двоих даже блестели на солнце бритые головы. Шнурок на лбу был посланием довольно серьезным: сирота, не женат, не имеет покровителей и защитников.
Тут повар повернулся в профиль, на фоне дыма от едва разгоревшегося костра четко проступил тонкий нос, высокие скулы и гордая посадка головы. Длинные пальцы рук, узкие ладони, прямая развернутая спина. Аристократ. Интересно, бастард или младший сын?
Камил, кажется, заметил мой интерес к парню и присел у котла, заводя разговор и внимательно наблюдая за движениями блондина. Повар тут же отвернулся, скрывая лицо и поудобнее перехватывая зажатый в руке нож. Собирается защищаться?
Леди Инира продолжала чистить своего коня, одновременно поглядывая на пару у костра. Интересно, что увидела в поваре она? Мальчик моложе ее лет на десять, но красив. Не слащавой красотой портрета, а живой красотой движения, юности и силы.
Тупая игла словно кольнула в сердце: маркизе Аннелоре понравился мальчик-табунщик? Однако леди равнодушно отвернулась, занимаясь задними ногами коня, а потом, передавая мне скребницу, шепнула:
– У мальчика родовая татуировка на шее. Немного видно, когда наклоняется.
Мне сразу стало легче, я улыбнулся, лаская взглядом ее запыленное лицо:
– Думаете, младший сын?
– Думаю, старший. – Девушка тут же уточнила: – Слишком сложная вязь, имеются цветные элементы.
Есть над чем подумать. В Квариллии не так много родов делают младенцам татуировки. Цветную получает прямой наследник рода, ему же полагается семейный девиз, иногда – герб матери. Младшие представители чаще ограничиваются небольшим гербом на груди или на запястье. Девочкам полагается и того меньше – родовой знак или фамильная корона.
