– Здравствуй, гость!
Все так и ахнули: женщина!
– Здравствуй, гость! – сказала она Дрыхлину, задержавшись на нем взглядом. Затем протянула руку Савину, ощупала глазами его лицо: – Здравствуй, бойе!..
Мужики – они и есть мужики. Задвигались, засуетились, даже набросили на один из чурбаков шубу, устраивая для охотницы сиденье. Она сняла с себя подпаленную оленью парку, осталась в меховой безрукавке, надетой на пуховый серый свитер. Безрукавка была такой же, как и их «забайкальские майки», только у них овчина крыта зеленой грубой тканью, а у нее мехом наружу и с подкладкой на меху. Так что не совсем легко была одета. А точнее – легко, но тепло. Сбросила с головы рыжий малахай, и сразу сыпанули черные волосы. Савин подумал, что ей лет двадцать или чуть больше. Волосы скрыли скуластость, губы стали мягче очертанием.
Прежде чем сесть к столу, она спросила Савина:
– Как тебя зовут, бойе?
Он запнулся с ответом, будто вопрос был из трудных.
– Зачем молчишь?
– Женя, – назвался он.
Она снова протянула ему руку: – Оля, – и всем: – Ольга.
Села на приготовленный для нее чурбак, обежала взглядом стол.
– Удобная еда, – кивнула на открытую банку тушенки.
– Доставайте, Женя. – Дрыхлин показал взглядом на вещмешок. – Теперь сам Бог велел.
Давлетов согласно кивнул. Савин достал фляжку, передал Дрыхлину. Тот глянул на охотницу.
– Не возражаете?
– Мне одну ложку, – не чинясь, ответила она.
– Как это «ложку»?
– Из ложки выпью. Больше Бурхан не велит.
Дрыхлин наплескал в кружки, ей – тоже. Давлетов кинул в свою кусок льда и чуть добавил кипятку. Ольга спросила:
– Спирт?
– Питьевой, – ответил Дрыхлин.
Она встала, отвязала от заплечной доски, что служила ей вместо рюкзака, одну из торбочек, достала термосок, маленькую белую кружку и деревянную ложку. Налила из термоса коричневой жидкости, поставила между собой и Савиным. Ложку наполнила спиртом.
Дрыхлин поднялся.
– За хозяйку! – Наклонился к ней. – За вас, Оля!
– Ольга, – поправила она.
Савин поперхнулся, закашлялся, не приходилось употреблять чистый. Охотница протянула ему свою кружку.
– Попей, бойе.
Савин послушно сделал несколько глотков. Напиток слегка горчил, кислил, но пить его было приятно. Он отдышался, сказал признательно:
– Спасибо.
Она ответила ему взглядом и кивком. Взяла у него кружку, схлебнула с ложки и сразу запила. Давлетов спокойно доцедил свою порцию.
Изредка охотница обегала всех коротким взглядом, чуть задерживаясь на Савине. И Дрыхлин иногда тоже любопытствовал глазами, поглядывая на нее. Затем снова плесканул по кружкам:
– За умные таежные законы! – произнес со значением.
Она неопределенно качнула головой. Отодвинула свою кружку. Спросила, уставившись на него бездонными глазами:
– Тому, кто их нарушил – смерть, да?
– Так велит закон, – ответил Дрыхлин.
– Неоправданная жестокость, – проговорил Давлетов.
Она вздохнула. Дрыхлин сказал:
– В нашем мире без жестокости не обойтись. Как и без денег.
– А у тебя, гость, много денег?
– Деньги улетают, как птицы, а годы летят, как деньги, – глубокомысленно изрек он. – Давайте все-таки, Ольга, символически!
– Нет, – отказалась она.
А мужики выпили.
Больше всего Савина удивляло в этом странном застолье то, что с ними выпивал Давлетов. Тот ровно бы подслушал савинские мысли, потому что слова его прозвучали оправданием:
– Вот и выгнали простуду, – и убрал фляжку со стола.
Тем временем охотница опростала свою миску. От предложенной Дрыхлиным добавки отказалась. Он спросил ее:
