– Правильно, девочка, – ответил баронет, – негодяям достаточно будет малейшего повода, чтобы конфисковать те жалкие остатки, которые не уничтожила в колледжах междоусобная война. Это, да еще беспокойство за судьбу моих бедных воинов… Словом, ты меня обезоружила, девушка! Я буду терпелив и спокоен, как великомученик.
– Дай бог, чтобы вы сдержали слово, сэр! – воскликнула дочь. – Но вы всегда так горячитесь при виде этих людей, что…
– Ты что, меня за ребенка принимаешь, Алиса? – рассердился сэр Генри. – Ты же знаешь, я могу смотреть на гадюку, на жабу или на клубок плодящихся ужей, не чувствуя особого отвращения; и хотя круглоголовый, да еще в красном мундире, по моему мнению, ядовитее гадюки, противнее жабы, отвратительнее клубка ужей, но появись сейчас хоть один из них, ты увидишь, как вежливо я его приму.
Не успел он произнести последние слова, как воин-проповедник вышел из своей зеленой засады и, шагнув вперед, неожиданно появился перед старым рыцарем, который уставился на него так, как будто слова его вызвали дьявола из преисподней.
– Кто ты такой? – громким и сердитым голосом спросил сэр Генри; в эту минуту дочь в ужасе схватила его за руку – она не полагалась на то, что отец останется верным своим миролюбивым решениям при виде непрошеного гостя.
– Я один из тех, – ответил солдат, – кто не боится и не стыдится назвать себя поденщиком в великих трудах Англии, уф… да, я простой и честный поборник правого дела.
– А какого дьявола ты ищешь здесь? – свирепо спросил старый баронет.
– Жду любезного приема, какой полагается посланцу парламентских комиссаров, – ответил солдат.
– Нужен ты тут, как бельмо на глазу! – воскликнул рыцарь. – А кто эти твои комиссары, любезный?
Солдат не очень учтиво протянул ему свиток, который сэр Генри взял двумя пальцами, точно это было письмо из зачумленного дома, – он отодвинул его от глаз так далеко, что едва мог разобрать написанное, и начал читать вслух. Он называл по очереди имена комиссаров и давал каждому краткую характеристику, обращаясь к Алисе, но таким тоном, который показывал, что ему безразлично, слышит его солдат или нет:
– Десборо{55} – деревенщина Десборо, самый льстивый шут в Англии, человек, которому лучше бы сидеть дома, как древнему скифу, под тенью своей повозки, будь он проклят… Гаррисон{56} – кровожадный, лицемерный фанатик, так начитался Библии, что всякое убийство может оправдать Священным Писанием, будь проклят и он… Блетсон{57} – ревностный республиканец, участник гаррисоновских мошеннических дел, башка набита новомодными идеями об управлении государством, цель его – приставить хвост к голове; умник, отметает законы старой Англии для того, чтобы болтать о Риме и о Греции, видит ареопаг в Вестминстер-холле{58}, а старину Нола принимает за римского консула… Погодите, он еще станет у них диктатором! И поделом им! Блетсона тоже к черту.
– Вот что, приятель, – сказал солдат. – Я охотно обошелся бы с вами вежливо, но мне не подобает слушать, как о достойных людях, у которых я под началом, говорят в таком непочтительном и неподобающем тоне. И хоть, я знаю, вы, мятежники, считаете, что имеете право на такие проклятия – вы без этого жить не можете, – все-таки не к чему посылать их тем, у кого побуждения чище и речи приличнее.
– Ты лицемерный мошенник! – вскричал баронет. – Хотя, впрочем, ты отчасти и прав – не к чему проклинать тех, кто и так черен, как дым в преисподней.
