Праздновать решили в комнате родителей. Основное место там занимала двуспальная кровать, с массивной деревянной спинкой. А ещё шкаф, за которым стояла моя кроватка, сервант, два стула и обычно сложенный пополам стол.
Стол разложили и придвинули к кровати, притащили табуретки с кухни. Пробираться к столу приходилось по стеночке или через кровать. Мама постелила светло-голубую скатерть для торжественных случаев, с черной отметиной посередине. Папа Валера случайно прожег её сигаретой. На это место обычно ставили салатницу.
Я сидел на высоком стульчике с пристяжным столиком. Меня переодели в бывший праздничный костюмчик Юрика и повязали на шею большой бант, как коту. Может, для красоты, а может, чтобы скрыть не отстиравшееся пятно от варенья на груди. «Очаровашка!.. – сказала Кондрашова, и все начали есть.
Я рассчитывал, что мне тоже дадут мяса по-французски, которое восхитительно пахло. Но передо мной на столик поставили тюбик с пюре из брокколи и пластмассовую тарелку с рисовой кашей, куда добавили жидкое суфле из индейки. И всё?!
– Мясо! – сказал я и потянулся к большому столу. – Мя-со, мя-со…
Все уставились на меня.
– Мужик растет… – сказала Кондрашова, не переставая жевать. – Мясоед…
– Нельзя тебе пока такого мяса, Сашуль. Ещё подавишься…
Пришлось захныкать. Но всё, чего я добился – пара тонких кусочков сыра, прозрачный ломтик докторской колбасы, нарезанный огурец и обещание дать мне побольше тортика. Мне даже не налили детского шампанского, потому что там газики. А налили яблочный сок без сахара.
– Ну, Сашуля, за тебя! – сказала мама и чмокнула меня в макушку.
– Будь здоров, расти большой! – подхватила Кондрашова.
Все чокнулись, выпили и поели. Я обиженно размазывал кашу по тарелке.
Потом нужно было «переварить перед чаем». Полина ушла болтать по телефону, Дашка с Юриком – играть на планшете. Мама с Кондрашовой остались за столом.
– Что-то не забирает… – сказала мама, допивая красное вино из бокала.
– И меня… – согласилась Кондрашова.
– Шандец Валериной заначке! – решительно сказала мама и достала из-за спинки кровати бутылку с прозрачной жидкостью без этикетки.
Они выпили и стали говорить о жизни. Разговоры в основном сводились к тому, что папа Валера и зять Кондрашовой – животные, в основном козлы. Потом они начали петь. Потом пришел Юрик и спросил, когда будет торт.
– Когда со стола уберете… – сказала мама и пошла в туалет.
Кондрашова собрала пустые тарелки и понесла на кухню. Юрик сделал вид, что помогает, потом подмигнул мне.
– Хочешь праздник, Таракан?
Юрик быстро выпил из моей чашки остатки яблочного сока и налил туда детского шампанского, а потом прозрачной жидкости из бутылки.
– Пей! Только все сразу. Хоп!
Юрик поднес мне чашку и я сделал «хоп». Жидкость обожгла горло. Она была горькая и вонючая и в то же время сладковатая и ароматная. Я закашлялся. Юрик дал мне кусочек мяса по-французски.
– На, закуси!..
– Что тут у вас? – спросила мама, входя.
– Ничего. Со стола убираем… – сказал Юрик, всё ещё сжимая в руке бутылку с прозрачной жидкостью. Он понес ей в сторону кухни, заодно прихватил салатник.
– А ну дай сюда! – мама отобрала у Юрика бутылку, поставила на стол и подозрительно осмотрела меня. Я перестал жевать и улыбнулся. Мясо было очень вкусное.
В общем, жидкость в бутылке скоро кончилась, торт тоже. У меня всё плыло перед глазами. Когда меня поставили на пол, я почему-то не мог ходить прямо. Ноги мешали, и я падал. Это очень веселило Юрика. Кажется, я заснул под столом.
