– Да куда же ты? – с досадой завыл вурдалак. – У меня только один вопрос. Ведь я знаю, что это не я тебя разодрал! Тогда кто? Деревенские на меня вину валят. Как я оправдаюсь?
Однако призраку, судя по его поведению, переживания Горихвоста были глубоко безразличны. Ночной ветер гулял по конопляному полю, и его гул сливался с шагами нечистой силы, за которую принимали и самого вурдалака.
Ускользающий призрак шуршал листьями где-то вдали. Горихвост ринулся за ним, разрезая грудью конопляные заросли. Ветви хлестали его по морде, вынуждая зажмуривать глаза и прижимать уши, отчего ночь становилась темнее и глуше.
Внезапно обострившийся нюх почуял новый, неожиданный для природы запах. Дымок с легким привкусом паленого веника вился над полем и навязчиво пролезал в ноздри, пытаясь добраться до мозга.
Тут что, костер жгли? Вурдалак принялся вертеть головой, выискивая источник пряного дыма. И уже через несколько шагов его передняя лапа попала в груду багровых угольев, тлеющих на иссушенной проплешине.
Горихвост тут же отдернул лапу. Ой! Едва не обжегся!
Прямо перед его носом расстилались остатки костра. На мох и ломаные ветки была набросана куча сушеных листьев конопли. Отдельно валялись дымящиеся части стеблей и соцветий. От всего костра исходил дурманящий аромат, и притягивающий, и отпугивающий одновременно.
Горихвост припал мордой к земле, непроизвольно ощерился и втянул ноздрями дымок. Пряный, и в то же время вонючий, он кружил голову. В рассыпанной по поляне золе виднелись следы чьих-то сапог, но унюхать их было никак невозможно – от золы несло жаром, отбивающим обоняние.
«Я найду тебя! От меня не уйдешь!» – ухмыльнулся волк звериной улыбкой. Шуршание призрака затерялось в порывах ветра, колышущего заросли. Горихвост принялся вертеться вокруг костра, пытаясь взять след, но запах жженой травы перебивал посторонние вкусы.
«Ты сидел тут. Ты дышал этим дымом. Значит, ты пахнешь так же», – рассуждал Горихвост, протягивая морду к середине костра, от которой валили самые густые клубы. Он принялся обегать вокруг поляны, принюхиваясь к ночному ветру, но самые сильные запахи неслись не из зарослей, а от костра.
Горихвост нюхал еще и еще, стараясь запомнить получше этот травяной вкус. Мало-помалу пряный аромат принялся заползать в его голову и окутывать разум. Чувства обострились, с клыков сорвалась слюна. Ночь стала прозрачнее, тени – загадочней, острые конопляные листья вдруг расцвели всеми цветами радуги и заиграли, как колдовской огнецвет.
Ему показалось, что он видит сквозь темноту, и где-то вдали, впереди, ему почудилось движение, будто волны вздымали ладью. Он ринулся вперед, лапы сами несли его, поднимая над землей, как птицу.
Вот и южный край конопляного поля. Дальше темной стеной встает Дикий лес. Я знаю тут каждую тропку. Чужим здесь не место, но я в лесу – не чужой. Тут меня приняли, как своего, а вот люди едва не убили. Кто я: зверь или человек? Это с какой стороны посмотреть…
Тени кружатся перед глазами. Как будто дубы сошли с мест и принялись бродить под лучами месяца-волхва, хитро выглядывающего из-за туч. Ветви-руки тянутся к горлу. Хотят схватить меня? Задушить? Разорвать? Или это мне только мерещится?
А вон та тень в бледном болтающемся колпаке? Она тоже привиделась? Сгинь из разума, наваждение!
Горихвосту хотелось бежать со всех ног, но колени предательски подогнулись, и он рухнул на землю. Черная тень приближалась к нему, заслоняя и поле, и лес, залитый лунным светом. Она пожирала движения и шорохи ночной природы, как дыра во времени, в которой навек исчезает все сущее. Но вот тень развернулась, и на спине ее мелькнул серебристый череп над поваленным светлым крестом. Серебряный череп? И на спине? Наваждение, не иначе!
