Так бы и уйти ему в мир теней безвозвратно, если бы сам Лиходей не оживил его и не подарил новую длаку – шкуру, которая дает вурдалаку дар оборачиваться волком. С тех пор Горихвост щеголял в этой черной, пушистой обновке, прославившейся на все окрестности. Однако и он извлек урок: «береги зубы смолоду, а шкуру снову».
После той ссоры в лес и прислали Дыя – править, царствовать, и не допускать поругания Древа миров. Он заключил с князем вятичей договор: люди не должны заходить в лес, но взамен и нечистая сила обязуется не вылезать из чащобы и не нападать на людское жилье.
Казалось бы, все по-честному, но надо же так случиться, что именно Горихвосту тот договор вышел боком. Уж больно пугались его деревенские бабы, когда он прибегал из лесу, чтобы навестить деда. Вот мужики и нажаловались на него Лесному царю. Дый повел себя неумолимо – соблюдать договор должны все: и несусветная нежить, вроде леших, упырей и русалок, и вурдалаки с душой и горячей кровью, что лишь притворяются нечистыми духами, а на деле – такие же мужики, приучившиеся к оборотничеству.
Пришлось Горихвосту переселиться с Туманной поляны в самую глухомань – в Волчьи дебри, где никто не видел его и не слышал, и откуда он точно не мог никого напугать. А у Лесного царя завелась ни с того ни с сего приемная дочь – Ярогнева. И откуда она взялась, да еще сразу двенадцатилетней? Не родилась же такой.
Горихвосту такие загадки никто не разъяснял. Да он и не спрашивал. Позовет царь на помощь – приду служить лесу. А прогонит с глаз долой – уйду, и обиды не выскажу. На обидчивых черти в аду воду возят. А нам до воды дела нет.
Так и разминулся Горихвост с новой любимицей леса. Ярогнева в одну сторону, он – в другую.
Тени прежних событий сами туманили память, пока волк рыскал по площади, выискивая следы убийцы. Земля заросла чахлой травкой, сквозь которую проглядывали ряды булыжников, образующие сужающиеся круги. Эти круги складывались в лабиринт, в центре которого торчал четырехугольный столб из точеного мрамора. Безмолвные лики, высеченные в мраморе, взирали на четыре стороны света, словно ожидая нападения сразу отовсюду. На головы им костяной шапкой был насажен лошадиный череп, взиравший на Горихвоста пустыми глазницами, как демон потустороннего мира.
Волк невольно ощерился и зарычал. Где же враг? Тут должна быть засада!
Горихвост втянул воздух ноздрями, но нюх будто отшибло. Вот он, поганый мухомор! Отрава уже бьет по чувствам, чтоб ее понесло лихоманкой. Как же найти кровопийцу, если подводит чутье?
Ничего! Где наша не пропадала? Я измену за версту распознаю. И тебя, подлый изменник, найду. Я ведь вижу – ты здесь! Мне даже не нужен нюх, чтобы найти твой след. Кто еще мог приготовить это поганое требище, как не злодей, задумавший воскресить тени ушедших призраков?
А может, ты и есть призрак? Тот, что шарился в коноплянике перед самым убийством деда, а после огрел меня чем-то тяжелым по голове? Тот, что пытался разбудить змея в дышучей горе, из-за чего на меня ополчился весь Дикий лес во главе с Дыем?
Ты не уйдешь от меня, и эта промозглая тьма, едва рассеянная отсветами костра, не поможет тебе выиграть в прятки!
Горихвост едва удержался от звериного рыка, что мог его выдать, и затрусил кругом вдоль каменных грядок, образующих замысловатый лабиринт. Эти грядки, выложенные булыжниками, будто растущими из земли, пробивались сквозь чахлую травку и морочили голову. Они как будто нарочно запутывали, чтобы не пропустить к четырехликому столбу с черепом на вершине.
