Введение в русскую религиозную философию - страница 17

13. Августин (Никитин), архим. Русские славянофилы и немецкое лютеранство // Начало (СПб.). 1997. № 5.

14. Арсеньев Н.С. Учение Киреевского о познании истины // Арсеньев Н.С. Дары и встречи жизненного пути. Frankfurt/Main, 1974.

17. Франк С. Русское мировоззрение. СПб., 1996.

18. Хоружий С.С. Алексей Хомяков: учение о соборности и Церкви // Богословские труды. Вып. 37. М., 2002.

19. Мейендорф И., прот. Православие в современном мире. М., 1997.

20. Федотов Г.П. Лицо России. Париж, 1988.

21. П.Я. Чаадаев: pro et contra. СПб., 1998.

Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886) – выдающийся русский публицист, писатель, последний из плеяды ранних религиозных философов-славянофилов. В своей публицистике он рассматривал социальные проблемы под знаменем религиозной истины и русской народности, которую он понимал как залог «полнейшего жизненного выражения общечеловеческой истины» – истины вселенского православия. Критически и в то же время с признательностью относясь к Западу как к создателю великого культурного достояния, он понимал глубокое духовное различие между Россией и Европой. Некоторые из современников оценивали его работу как «подвиг смирения», считая его способным к большему, чем только публицистика.

Из творчества И. Аксакова наиболее известны «Речь об А.С. Пушкине» (1880), циклы статей «Славянский вопрос», «Славянофильство и западничество» и «Общественные вопросы по церковному управлению». Особенно примечательна также «Биография Федора Ивановича Тютчева» (1874). Аксаков восхищался тем, что этот поэт, который с юности около 20 лет жил на Западе, став европейцем по культуре, сохранил любовь к России и нашел ей высшее разумное оправдание, пронизанное верой в высшее мировое призвание русского народа.

Ф.И. Тютчев известен решительным словом о грядущей борьбе между Россией и революцией, борьбе не на жизнь, а на смерть, борьбе, которая делает отношения России и Запада непримиримо враждебными. «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – Революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества» (5, с. 131).

«Революция – прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа Революции; это ее особенный, отличительный характер» (с. 132).

Современный ему период истории Тютчев именовал периодом «временного краха», когда славянство оказалось «на задворках мира». Россия может погибнуть, нужно создать «Великую Греко-Российскую Православную Империю», какой еще не было на Востоке, – она отразит натиск революции и сделает славянство главенствующей расой во всем мире. Время на это еще есть, надеялся Тютчев, поскольку в Европе «Красный Запад» не только не одолел все, что ему противится, но и резко ослабил давних врагов России – папский престол и западные монархии.

Тютчев намного раньше К. Леонтьева и Вл. Соловьева почувствовал антихристово дыхание в Европе XIX века. Хомяков и Киреевский первыми уловили серьезность духовного неблагополучия Запада, но диагностировали его в основном только как рационализм, авторитаризм, романизм, германизм… Флоровский со свойственной ему строгостью отметил, что у Тютчева усилие веры ориентировано на земное свершение во имя славянского величия. Он говорит больше о православной Империи, чем о самом православии: «Православие как таковое никогда не упоминается. Это не случайное упущение. Прав был И. Аксаков, когда говорил о Тютчеве, что “его личность, до мозга костей, находилась под обаянием высшей, разнообразной,