Я уже прочитал о циклотронных экспериментах кучу статей, но лишь немногие из них были написаны в МТИ. Может быть, думал я, там еще только начинают. Зато в Корнелле, Беркли и, прежде всего, в Принстоне получили массу результатов. Поэтому мне действительно хотелось, просто не терпелось, увидеть ПРИНСТОНСКИЙ ЦИКЛОТРОН. Та еще, наверное, штука.
И в понедельник я первым делом направился в здание физического института и спросил:
– Где находится циклотрон, в каком здании?
– Да тут, в подвале, – вон та дверь в конце вестибюля. В подвале? Здание-то старое. В его подвале и места для циклотрона найтись не могло. Я прошел в конец вестибюля и через десять секунд понял, почему Принстон – самое подходящее для меня место, лучшее, в каком я мог бы учиться. Весь этот зал был опутан проводами! Прямо на них висели какие-то переключатели, из клапанов сочилась используемая для охлаждения вода, народу не протолкнуться – и все это открыто для доступа. Повсюду стояли столы с наваленными на них приборами и инструментами; вы такого жуткого беспорядка и не видели никогда. Весь циклотрон занимал всего одно помещение, и хаос в нем царил полный и абсолютный!
Все это напомнило мне мою домашнюю лабораторию. А в МТИ ничего подобного не было. И я вдруг понял, почему в Принстоне получают так много результатов. Здесь пользовались своим собственным инструментом. Сами его соорудили, знали, где у него что, знали, как все в нем устроено, и никакие инженеры для этого не понадобились, кроме, может быть, тех, кто здесь же и работал. Этот циклотрон был много меньше того, что стоял в МТИ, а уж «позолоченный»? Ровно наоборот! Когда требовалось зафиксировать вакуум, на циклотрон просто лили глифтал, которым был заляпан весь пол. Прелесть что такое! А дело все в том, что люди работали. Не сидели в другом зале, нажимая на кнопки. (Кстати сказать, потом там случился пожар, как раз по причине учиненного в этом зале хаоса – слишком много проводов, – и циклотрон сгорел дотла. Но я лучше не буду вам об этом рассказывать!)
(Оказавшись в Корнеллском университете, я тоже пошел взглянуть на тамошний циклотрон. Ему и особого помещения, вообще-то говоря, не требовалось. От силы ярд в поперечнике. Это был самый маленький циклотрон в мире, однако результаты на нем получали фантастические. У работавших с ним было множество особых приемов и трюков. Если им требовалось изменить что-то в «дужках» – D-образных половинках циклотрона, в которых разгонялись частицы, – они брали отвертку, разбирали циклотрон, вносили нужные изменения, а потом собирали его снова. В Принстоне решение такой задачи давалось с куда большим трудом, а в МТИ и вовсе приходилось использовать потолочный кран, спускать с него крюки – жуткая морока.)
В разных научных школах Америки я научился самым разным вещам. МТИ – место очень хорошее, я вовсе не пытаюсь принизить его. Я его люблю. В этом институте царит особый дух, и каждый, кто в нем работает, считает его лучшим местом на свете – так или иначе, это центр научного и технического развития Соединенных Штатов, если не всего мира. Примерно так же ньюйоркцы относятся к Нью-Йорку – они просто забывают о существовании всей остальной страны. И если вам не присуще обостренное чувство меры, вы испытываете счастье от того, что вы в нем, вы с ним, вам хочется сохранить это ощущение избранности, счастья принадлежности.
