Вы не знаете, где ночуют чайки - страница 9

Когда-то самая маленькая и прыткая, а теперь большая и неуклюжая гусеница начала чувствовать, что происходит что-то необычное – вокруг нее стало образовываться нечто, похожее на корку, закрывая ей глаза, потом все тело и, наконец, она заснула в своем новом доме-коконе. Так же сладко уснули в коконах ее сестрички.

И вот настал день! Непонятная сила разбудила когда-то маленькую, а потом толстую и неповоротливую, гусеницу и толкнула ее вперед. Пробив небольшое отверстие в плотном коконе, она стала выбираться из него. Это было трудно, но она напрягала все силы, чтобы оказаться снаружи и быстро вдохнуть воздуха. Больно цепляясь боками за внутренности кокона, она толкала свое тельце наружу и ура! – упала на дно большой коробки. Полежав минуту, отряхнулась и почувствовала, как что-то невиданное развернулось по обе стороны ее тельца – а это были два чудесных крыла.

– Что это? – спросила она, – Кто же я теперь? – Но ответить было некому.

И тут другие сестрички одна за одной стали выпадать на дно из своих домиков-коконов и после минутного отдыха развернули такие же прекрасные прозрачные разноцветные крылышки. Они взмахивали ими и начали сначала подпрыгивать, отталкиваясь от пола, а потом кружиться в танце. Это был их новый дом, где им предстояло немного подрасти и набраться сил. Маленькие бабочки уже знали, что очень скоро они полетят в большой цветущий мир.

А дети не могли налюбоваться на своих питомиц и подолгу стояли у домика, в котором поселились эти сказочно прекрасные создания. Вот оно и случилось, то чудо, про которое им говорила учительница.

Наступил день прощания.

На скамейке в школьном саду стояла коробка-домик с бабочками внутри. Дети знали, что пришло время отпустить их на волю. Алеше, как и всем, было немножко грустно – прощаться всегда грустно, даже с самыми маленькими существами.

Внутри домика тоже волновались: хрупкие крылышки трепетали от волнения и от прохладного воздуха.

– Что же нас ждет? Опять перемены? Почему так много воздуха, куда нам теперь?

Каждую бабочку учительница осторожно доставала из коробки и опускала на руку ребенка – бабочке нужно время приспособиться к новому миру, взять немножко тепла от маленькой руки и – взмахнув крылышками, полететь дальше, подняться над цветами и кустами – в новый и прекрасный мир.

Алеша ждал, что самая маленькая бабочка с самыми черными глазками достанется ему – так и случилось. Он держал ее на руке, а она, мелко-мелко перебирая своими крошечными ножками, передвинулась на указательный пальчик. Посидела немного, потом оттолкнулась, взмахнула крылышками и поднялась в воздух. Легкий порыв ветра оттолкнул ее от мальчика, но она справилась и сделала большой круг над его головой, прощаясь. И полетела. Над травой, над цветами, над детскими головками… А дети кричали вслед: «До свидания, бабочки!»

Когда у Гавриила Филипповича родилась седьмая дочь, он понял, что сына ему уже не дождаться. Мечтам о наследнике, помощнике и кормильце уже не суждено было исполниться, особенно если учесть, что и он и жена его, Анна Леонтьевна, по их понятиям, были уже староваты для нового пополнения в семействе. Ему было под сорок, жене тридцать пять, и оставшихся в живых четверых девок надо было и на ноги поставить, и замуж выдать, а нехватка рабочих рук уже давно решалась наемниками. Молодые батраки и за быками ходили, и пшеницу собирали, и на базар возили, контролируемые и подбадриваемые самим Гавриилом. А девчата росли под материным строгим, но любящим надзором. Простые огородные работы не мешали им гонять, поднимая пыль, с другими такими же хуторскими босоногими ровесницами, быть в няньках у своих младших сестер, а вечерами на завалинках слушать взрослые разговоры своих старших сестер или, что еще интереснее, – видеть, как уже невестящиеся старшенькие идут к Дону с милыми дружками, набросив на плечи шальки или, по холодному времени, гешки. И тихий ночной Дон легко нес волны свои и прохладу вдоль берегов, и доносил запахи свежести и покоя до всех куреней.