А в юности звёзды с неба желал я достать,
И их подарить своей, с букетом невесте,
Хотел я в жизни значимой личностью стать.
На деле эти желания – только лишь грёзы
В стремлениях поднять себя немного ввысь.
А жизнь предлагает тебе с испытанием слёзы,
И с этим часто рождается здравая мысль.
И ты начинаешь тогда понимать реалии,
Что сможешь сделать, а что показуха, блеф.
И не пойдут в зачёт чужие тебе регалии,
Машины без пара, ляжешь надолго в дрейф.
.
Теперь не романтик я, а просто прагматик,
В сознании моём расставились точки над «и».
Хоть я и не сильный, по сути, грамматик,
Но мудрость и опыт помогут мне в этом, поди.
От грёз опустился я с неба к реалиям дня,
И всё предсказуемо стало, как есть по плану.
Осаждая пыл гонки, за узду я держу коня,
Мечтать же в поэзия я никогда не устану.
Разольются реки под весны капель,
Захотелось так водам низменных просторов
А не тех, что меж брегов, их с мартом апрель
Вовсю подогрел, в них снега талого норов.
Разойдётся душа вдоль бескрайних полей,
Колокольчиков звон нам весну пробуждает.
По волнам ковылей паре плыть лебедей —
Фантазирую я, рифма слога стихи зарождает.
Ковром первоцветов покрылась ожившая степь,
И слышится «спор» по соседству гнездящихся птиц.
Выбивает на иле цапля с не терпеньем степ,
Верба в серёжках, красив под чешуйкой лист.
Так буйно ликует весной вся природа,
Мы же рады тому, что пришло, наконец, тепло.
Долго ждали в одеждах зимних весны прихода,
Время твоё, зима, с талой водой утекло.
Прощались тихо с Родиной, изгнанники России.
В стечение событий мораль и честь вмешались —
Другого нету выхода, так «красные» решили,
В лазоревой степи – не смерть нам, жить остались.
Какая жизнь там будет, без Дона, на чужбине,
Где их ковыль в степи не даст душе усладу.
И коли жить остались мы, наперекор судьбине,
То создадим казачий юрт, за муки нам в награду.
Казачий быт и обиход, чтоб передали внукам,
Им, если счастье припадет, чтоб Дон наш увидать.
И в пении вольных казаков, каков он есть по слухам,
Познать с величием души, край отчий – благодать.
С тех дней репрессий казаков прошёл уж ровно век,
И в странах тех потомки проживают и поныне
Но так устроен, миром внутренним живёт наш человек,
Что корни тянут всех домой, кто Родину покинул.
В степях ковыль, багульник, полынь тут и шалфей,
Кружит над ними вольный, как и ветер сокол.
В дубраве трудится без устали души орфей,
Пока соловушка в гнезде с «декретным» сидит сроком.
Прощались тихо с Родиной, изгнанники России.
В судьбу тогда казачества политика вмешалась —
Станицы, словно сирые, казачки голосили…
Им доля горемычная, чужбинушка досталась.
Я не могу транжирить дни и годы жизни,
Когда сгущается над головой моей гроза.
Пренебрегать же ею могут, скажем, слизни,
А ты поставь «за здравие» свечу под образа.
Когда я молод был, хотел быть повзрослее,
Скорее начать бриться и отпустить усы;
Быть сильным и отважным и вырасти быстрее
И девушки клонились, чтоб неписаной красы.
Но всё прошло давно, минуло безвозвратно.
Кто прожигает годы – свершает преступление,
Ведь их-то не вернуть, что дураку понятно,
Мы вспоминаем те года, не допустив забвение.
Я не могу транжирить дни и годы жизни,
Когда сгущается над головой моей гроза.
Пренебрегать как можно? – не покидают мысли:
Поставлю-ка «за здравие» свечу под образа.
Воскресным благодатным утром, солнечным лучом
