Он неожиданно пригнулся, и в его глазах промелькнул хулиганский блеск. Я попыталась убежать, но он оказался проворнее и, перебросив меня через плечо, начал кружиться вокруг своей оси.
Я завизжала и в шутку ударила его по спине, но он начал кружить меня еще быстрее.
– Хватит!
Бен поставил меня на песок, и я облокотилась на него, чтобы не упасть.
– Ладно, – пропыхтела я. – Теперь мы квиты.
Он засмеялся и поднял с земли мой рюкзак.
– Только если ты разрешишь мне посидеть у тебя на коленях.
– Ну да, как же, – я запрыгнула к нему на спину, и Бен подхватил меня под ноги. – Ты же меня раздавишь.
Я прижалась щекой к его фланелевой куртке в ожидании, когда мы доберемся до «нашего» места.
Это было укромное углубление между дюнами, где мы могли спрятаться от холодного ветра. Мы заприметили его много лет назад, когда были еще совсем детьми и закапывали друг друга в песке, без конца жуя сладкий мармелад, от которого нам становилось плохо. Это место было как раз между его домом на Хаттерасе и моим – на Окракоке. Мы никогда не ходили в одну и ту же школу, но наши мамы были лучшими подругами, поэтому мы часто проводили вместе выходные.
Теперь же они даже не разговаривали друг с другом.
Я соскользнула с его спины и забрала свой рюкзак.
– Но если будешь хорошо себя вести, я посижу у тебя на коленях.
Он поднял бровь.
– Я буду очень хорошо себя вести. Клятва скаута.
– Клятва скаута – это серьезно. Теперь тебе придется сдержать свое слово во что бы то ни стало.
Я достала фонарь, работающий на батарейках, и плед. Вместе мы развернули его и расстелили на песке. Бен улегся на плед, подперев голову рукой, а я села напротив, поставив между нами фонарь, и всмотрелась в его до боли знакомое и родное лицо. Я смотрела достаточно долго для того, чтобы снова увидеть того тощего темноволосого мальчишку, который научил меня завязывать шнурки. Теперь он стал намного крупнее и крепче, но его карие глаза оставались такими же добрыми, и, когда он поддразнивал меня, в них пробегал знакомый озорной огонек.
Он ухмыльнулся, тряхнув кудрявыми прядями, упавшими на лоб.
– Наслаждаешься видом?
– Ага, – я смело встретила его взгляд, и, залившись краской, он отвел глаза. Я засмеялась, наслаждаясь осознанием того, что могу вызвать у него такое смущение.
– Итак, что ты подготовила для нас на сегодня?
– Это звучит так, словно я организатор мероприятий в доме престарелых, но я действительно кое-что принесла.
Порывшись в рюкзаке, я достала губную гармошку.
– Погоди, ты что, учишься играть на музыкальном инструменте? – он протянул руку, и я дала ему рассмотреть гармошку. – Неужто рак на горе свистнул?
– Нет, – я пожала плечами. – Мне просто захотелось попробовать что-то новое.
Что-то, что могло бы занимать меня долгими часами, когда я не могла видеться с Беном.
Недоверчиво подняв бровь, он вернул мне инструмент.
– Как скажешь. Я просто вспомнил о той бедной флейте.
Настал мой черед краснеть. Когда я училась в средней школе, мама настояла на уроках флейты. Так как я постоянно слушала музыку, она решила, что исполнять ее мне тоже понравится. Я сказала, что классическая флейта мне не по душе, но она ничего не хотела слышать, поэтому я просто бросила этот идиотский инструмент на землю и проехалась по нему на велосипеде… много раз. Когда мама обнаружила сломанную флейту, она пригрозила, что запретит мне приближаться к океану на протяжении целого месяца, но Бен взял всю вину на себя, сказав ей, будто это он случайно проехался по инструменту. Таким образом, я избежала наказания.
