– Интересно, интересно… Драматично даже. Я уже успела о подвенечном платье помечтать, а тут: «трубка пятнадцать, прицел сто двадцать, бац, бац и… мимо»
– Анечка, ты непревзойдённая шутница, но я говорю серьёзные вещи.
– Пашенька, я скрываю своё недоумение за покровом юмора, чтобы не зареветь в три ручья, как царевна-Несмеяна.
– Ты умеешь реветь?
– Ещё как. Ниагарский водопад отдыхает. Ладно, перейдём к деду, вернее к делу. Итак, мы с тобой – внуки одного человека.
– Да. Дед Миша жил в посёлке Икша, работал электриком на шестом шлюзе. Там он познакомился с моей бабушкой Риммой. Она в драмкружке играла. Это было в 1938 году. Дед её очаровал, обещал жениться. Она поверила… А потом выяснилось, что он женат и у него двое маленьких детей. Бабушка родила сына и уехала в Полесье. Дед прислал ей телеграмму незадолго до начала войны. Сказал, что его семья погибла во время крушения поезда. Он сломлен, раздавлен, не знает, как жить дальше. Бабушка позвала его к себе. Но приехать он смог только после войны в 1946 году. Устроился на целлюлозно-бумажный комбинат главным энергетиком. Через два года его перевели в Ленинградскую область главным энергетиком на ТЭС. Оттуда в город Кондопогу, где он уже занимал инженерную должность. Бабушка с детьми Виктором, Аделаидой и Надеждой всегда были рядом.
– Я в каком-то кошмарном сне, Пашка. Дед даже имена детям такие же дал, как и у бабушки Веры.
– В память о прошлой семье… Дед долго не мог с утратой смириться, всё думал, что его дети и жена Вера где-то рядом. В апреле 1950 года с него наконец-то судимость сняли, и он помчался на Икшу.
Ходил по улицам, вспоминал прошлое. В клуб зашел, где их драмкружок был. Знакомых встретил, разговорились. Они удивились, почему дед про Веру и деток не спрашивает, словно боится чего-то.
– Погибла семья моя в 1941 году в катастрофе, – ответил дед.
– Бог с тобой, Купчик. Все живы, здоровы. Вера работает в Хлебниково на склейке катеров. Дети учатся. Они частенько сюда к сестре Ляле приезжают. Лялю-то помнишь?
– Да. Ты не врёшь ли, что живы мои дети и Вера?
– Зачем мне врать. Вон, Вера идёт с электрички. Сам посмотри…
Они бросились друг другу в объятия, плакали от счастья.
– Заживём, заживём, Мишенька. Ненаглядный, дождалась я тебя, дождалась, любовь моя. Ещё деток нарожаем.
– Верочка, несмышлёныш ты мой… я же думал, вы погибли. Поезд под откос пошёл… крушение…
– Миша, мы не поехали. Тятя меня остановил, в скит забрал к мамке. Спас нас от смерти. Он потом мне сказал, что ночью сон страшный видел, словно горим мы в адском пламени и просим о помощи. Он и помчался. Успел за несколько минут до отхода поезда. Даже билет сдал и деньги получил. Мы всю войну в лесу жили. Ждали тебя, молились.
– А я вас оплакивал, горевал. Что же ты весточку мне не отправила, Ве-е-ера?
– Так война же была, какие весточки, Миша. Я от тебя писем ждала… Ах, судьбина горькая моя. Накликала сестра моя Настасья беду нам с тобой. Позавидовала счастью нашему. У неё любви-то нет, а у меня много. Я бы с ней поделилась, да ей не надобно. Она ведь так в лесу и живёт отшельницей по сей день. А родители мои померли. Тятя лёг на траву, песню свою запел громко, потом разом стих и всё… Мамка год тосковала, огонь в кузне разводила и шептала что-то, а потом так же легла на траву и запела тихонько. Я её удержать хотела, не получилось. Нет у нас такой силы, чтобы день смерти предотвратить. Никого удерживать нельзя, если время ему пришло уходить.
