Больные в больнице самые разные. Вот неимоверно худой человек, который очень медленно передвигался по коридору, и то всегда облокотившись на стену. Вот судовой повар, лечащий больное сердце, и постоянно рассказывающий о своей жене. А вот лежит настоящий художник. Вернее не лежит, а живёт. Говорят, что жить ему было негде, и он притворялся больным, чтобы жить здесь в больнице. Как ему удавалось это делать – не знаю? Как-то он пригласил меня к себе показать свои картины. Его палата напоминала настоящую мастерскую. Но руководство больницы всё равно от него избавилось, и он съехал. Как он сам мне сказал перед выселением – поедет жить в другую больницу.
На процедурах мне начинают колоть гормональные. Даже не знаю, плохо это или хорошо. Врач говорит, что для поддержания тонуса. А ещё гепарин в живот через каждые четыре часа, чтобы от уколов тромбы не образовывались. Дедок мой что-то совсем приуныл. Всё реже и реже с кровати встаёт. Лежим с ним в ожидании очередного обхода. Заходит врач.
– Ну, как себя чувствуем товарищи больные?
– Хорошо – отвечаю я за двоих.
Она садится ко мне на кровать. Измеряет давление и выписывает направления на повторную сдачу мочи и крови. Говорит, что если анализы будут нормальные, то будут готовить на выписку. Потом подходит к дедку. Дедок жалуется ей, что опухли ноги, чешутся. Ходить тяжело. Она объясняет, что его почки больше не очищают кровь. Жидкость попадает в нижние конечности, а зуд возникает от мочевины. Так я узнаю, что и он здесь с почками. Дедок интересуется, что ему теперь делать. Она отвечает, что ничего делать не надо, что он уже своё отжил.
Врач уходит дальше осматривать больных. Я продолжаю лежать. Тишина. Дедок встал с кровати, нервно прошёлся взад и вперёд.
Был обычный день. Солнце взобралось высоко, и жарило своими лучами пыльную, суетливую улицу. По широким автомагистралям туда-сюда неслись легковые автомобили, пассажирские автобусы и тяжёлые грузовики. Они притормаживали у пешеходных переходов, уступали дорогу идущим людям, направляющимся в магазины и театры, поликлиники и банки.
Молодые мамы везли в колясках на прогулку своих новорождённых детей. На краю тротуаров пожилые женщины и мужчины продавали выращенные на дачах и огородах овощи и фрукты. Группа подростков что-то громко и весело обсуждала. Было шумно и душно, как всегда бывает в большом городе летом в час пик.
Поодаль от проезжих дорог располагались жилые кварталы с высокими многоэтажками и детскими площадками, утопающими в зелени скверами и автостоянками. Каждый дом вмещал в себя сотни людей разных возрастов и профессий. Они жили своей размеренной, неторопливой жизнью – заканчивали школы и институты, работали, создавали семьи. На детских площадках играли дети, а в утопающих зеленью скверах уединялись влюблённые молодые пары.
А ещё дальше, за жилыми кварталами, двигались подъёмные краны, стучали отбойные молотки – строились новые комфортабельные дома, которые вскоре тоже заселят люди. Шум стройки разносился далеко по округе, сливаясь с грохотом тяжёлых грузовиков и звонкой речью. Казалось, что бесконечный людской поток никогда не остановится, как не останавливается жизнь… до поры, до времени.
По тротуару медленно шла старуха. Её бледное, сморщенное лицо выражало ненависть. Она подымала свою палку, и резко тыкая ею в проходящих мимо людей, выкрикивала:
