На улице шел дождь, туфли Марка промокали: у Гирланда не было денег на новые. Вся его наличность составляла восемь франков и семьдесят два сантима. «Неужели, – горестно подумал он, – всего каких-то три месяца назад на моем банковском счете лежали пять тысяч долларов? Моя беда заключается в том, – сказал себе Гирланд, пытаясь устроиться поудобнее в разваливающемся холщовом шезлонге, – что я лентяй и мот».
У него была масса идей насчет того, как он истратит эти деньги. Кто мог предвидеть, что три жалкие клячи проявят такую прыть? Он вспомнил день, когда все его денежки исчезли в бумажнике улыбающегося букмекера на ипподроме Лоншан.
Потеряв то, что должно было послужить фундаментом для новой карьеры, Гирланд, однако, после дела Роберта Генри Кэри не собирался возвращаться к ремеслу тайного агента. Это занятие для идиотов, решил он. Гирланд с удовольствием послал к черту старого козла Джона Дори.
Уставившись на Гирланда поверх своих очков, Дори заявил тогда:
– Похоже, ты не тот человек, чьими услугами я могу пользоваться. Тебе нельзя доверять. Личные интересы для тебя важнее интересов дела. Я не собираюсь работать с человеком, который думает прежде всего о своей выгоде. Ты больше не работаешь у меня.
Гирланд радостно усмехнулся:
– Какой человек в здравом уме согласится пахать на тебя? Когда я вспоминаю грязную работу, которую выполнял для Россланда – да будет земля ему пухом, – и те жалкие гроши, которые я получал за нее, мне начинает казаться, что я должен сходить к психиатру. Это я на тебя больше не работаю. Прощай. Забудь обо мне.
Этот монолог произнес человек, имевший пять тысяч долларов, пусть и не совсем честно нажитых. Однако и теперь, постоянно испытывая нехватку денег, Гирланд не сожалел о разрыве с ЦРУ.
Последние два месяца он работал уличным фотографом. Вооруженный «поляроидом», он бродил среди достопримечательностей города в поисках хорошеньких юных американок, впервые прибывших в Париж. Таких туристок было предостаточно. Щелкнув камерой, вытащив готовый снимок, он тратил несколько минут на то, чтобы уговорить девушку отдать ему десять франков. Гирланд мог уговорить птичку, сидящую на ветке, опуститься ему на руку, а с женщинами он и вовсе творил чудеса. Часто после успешной сделки порозовевшая, оживленная девушка отправлялась к нему в квартиру.
Существуют и худшие способы зарабатывать на жизнь, подумал он, бросив взгляд на «поляроид», лежавший на ошарпанном обеденном столе, однако их не так много.
День был абсолютно пропащий. С утра моросил дождь, и Гирланд, блуждая по улицам, не встретил ни одного подходящего клиента. Две толстухи, которых он фотографировал с отчаяния, пригрозили вызвать полицейского, когда он невозмутимо запросил двадцать франков.
Гирланд посмотрел на большую комнату с двумя окнами без штор, оттуда виднелись парижские крыши, печные трубы и телевизионные антенны. В дальнем углу комнаты стояли кухонная раковина и допотопная газовая плита. У противоположной стены находились громоздкий радиоприемник, проигрыватель, гардероб, а также книжный шкаф с американскими и французскими книгами в бумажных обложках.
Подтянутый, стройный Гирланд сморщил нос. Ну и дыра! Сюда бы другую обстановку, вазу с розами на длинных стеблях и страстную блондинку с телом Брижит Бардо, но прямо сейчас достаточно было бы и блондинки, подумал он.
Он встал, подошел к раскрытому окну, уставился на блестящие черные крыши. Дождь не прекращался. Вдали сверкнула молния. Поежившись, Гирланд шагнул к радиоприемнику в надежде отыскать приличную музыку, но тут в дверь позвонили.
